Синева осенних вечеров

Гроссман Марк Соломонович

ГОРИТ ЗВЕЗДА НАД МИРОМ СТАРЫМ

Горит звезда над миром старым, Как светлячок в ином стогу. И ходят пары… ходят пары На затененном берегу. А море пенится у борта, А из трубы — огонь угля, Как рассеченная аорта На черном теле корабля. Я между бочек затесался, Летит не в уши — в душу мне «Ура!» свирепого десанта В свинцовом свисте и огне. И память вновь былое тащит… Не зря легли они, не зря, В бушлатах, в робах немудрящих На белых льдинах декабря. Братки… Погодки… Еле-еле Держу себя, чтоб не навзрыд… Последний кубрик Коктебеля Для вас мотыгами отрыт. В железных скалах у причала Навек вас принял мезозой, И четверть века отзвучала Над вами бризом и грозой. …Пылают зори, как пожары, И я забыть их не могу. И молчаливо ходят пары На затененном берегу. Крым, 1967

ОН БЫЛ ТОВАРИЩ МОЙ

Бегут,

летят недели, И все короче век. Уже я помню еле Войны карельской снег. И юного солдата В буденовке, зимой. Он жил, он пел когда-то, Он был товарищ мой. Он о свинец обжегся, Стал мертвый взгляд чужим. На ледяной Вуоксе Лежал он недвижим. Гремела канонада, В бою мои друзья, И мне в атаку надо, И мне стоять нельзя. В поту и пепле лица. Свистела сталь, губя. Прости: не мог проститься, Не пожалел тебя. А снег в крови заката, А ты лежал немой, Белее маскхалата Студеною зимой. …Он пел, он жил когда-то, Он был товарищ мой. 1969

СТАЛА ПАМЯТЬ С ГОДАМИ ПЛОШЕ

Стала память с годами плоше, Но летят по ночам ко мне На кровавых обломках лошадь, Танки в скрежете и огне. И запекшимися устами Я твержу на ветру «Ура!»… И кренятся ко мне крестами Озверевшие «мессера». Ах, пугаете нас охотно, Но смеемся мы вам в глаза, И хрипит пулемет пехотный На турели из колеса. Нет, сраженья — не пасторали, — Сеча насмерть, — и это так! Вы запомнили нас, канальи, Непечатную речь атак! Вы запомнили небо в гуле, Битых «юнкерсов» вороха. Мы умели — штыком и пулей, Словом лозунга и стиха! Век намного мудрей и старше, Но врывается в сны гроза, Снятся снова ночные марши, Сёл заплаканные глаза. Молодые мы будто снова, Лезем к дьяволу на рога, И Кузьмы Горбунова слово — Как рогатина для врага. Подставляя в пути плечо вам, Через дым, через поле ржи Рвется лирика Щипачева На Демянские рубежи. И, как правда, проста, толкова (Еще волосы не белы), Муза звонкая Михалкова В кровь сражается у Полы. …Стала память с годами плоше, Но летят по ночам ко мне На кровавых обломках лошадь, Танки в скрежете и огне. 1971

И МЫ ЖИВЕМ, ЗАБЫТЬ НЕ В СИЛЕ

В. П. М.

Нам память изменяет часто, Она, как сеть в реке годов: Невзгоды, мелочное счастье Уходят вскользь из неводов. И мимо — фразы и курьезы, И шут, что прежде был могуч, И преданы забвенью грозы, Над нами бившие из туч. Иные радости пустые Давно уж скукой холодят, Но греют земли, где мы стыли Годами в звании солдат, В измятых траками траншеях, Где мы любили без потерь Девчонок наших тонкошеих, Дай бог здоровья им теперь. И мы живем, забыть не в силе Ни гроз, ни дружбы, ни вины, Ни милых девушек России, Ни первых выстрелов войны. 1952—1972

МАЛЬЧИКАМ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ

От мешков вещевых горбаты, От винтовок и станкачей, — Молчаливо брели солдаты В черный чад фронтовых ночей. Безглагольные, точно камень, Шли… Дорога в крови мужчин. Я волок вас, скрипя зубами, По ничейной земле тащил, Чтоб потом, в свой черед и муку Плыть на ваших руках, в бреду, По горячему, словно уголь, Обагренному кровью льду. Мы бывали хмельны без водки — Нараспашку рванье рубах! И любовь моя — одногодки — Умирали в моих руках. Умирали: «Ах, мама милая. Через слезы ты мне видна…» И была вам порой могила В час несчастный — на всех одна. Я вас помню в кровавых росах, Где разрыв, а потом — ни зги, Ваши грязные, как колеса, Задубевшие сапоги, Ваши выжженные шинели, Тенорок, что в бою убит, Ваши губы, что занемели И для жалоб, и для обид. Сколько прошлое не тряси я — Все одно и то же, как стон: «Лишь была бы жива Россия Под зарею своих знамен!» Я запомнил навек и свято Ржавый дым и ожог жнивья, Дорогие мои ребята, Мои мальчики, кровь моя. Грубоватые и земные, Вышло — голову вам сложить, Вышло — вас пережил я ныне, Дай бог, память не пережить. Ни забвенья тебе, ни тленья — И надежда, и боль веков — Легендарное поколенье Непришедших фронтовиков. Вас запомнят века другие, Всей безмерной земли края, Братаны мои дорогие, Мои мальчики, кровь моя… 1973

БАЛЛАДА О ПАВШИХ СОЛДАТАХ

Весной — не стары, бородаты, В кровавых повязках, в пыли, Убитые наши солдаты Встают из военной земли. Гремят барабаны и трубы, Поверка вступает в права, И шепчут суровые губы В ночи уставные слова. Старшины командуют: «Бриться!», Почистить

велят сапоги. Темны утомленные лица. Железны линейных шаги. На рваных полях, опаленных Огнем орудийной страды, Мильоны… мильоны… мильоны Безгласно равняют ряды. Штандарты трепещут на фланге. Весь мир побледнел и затих. В молчании черные танки Стоят на исходных своих. Ни звука, ни звона, ни шага. Звенящая тишь на Руси. Застыл Черняховский у флага И замер Ватутин вблизи. Весеннею полночью ясной Кровавая рдеет заря. И нету погибших напрасно, И без вести сгинувших зря. И снова, как прежде, нетленно, В аду лагерей и печей, Упорство железное пленных, Плевавших в своих палачей, Себе обещавших: «Осилим… Все выдержим — пули и яд…» Там Карбышев рядом с Джалилем, И Зоя, не дрогнув, стоят. В тиши под луною печальной Лишь реченьки плачут навзрыд. Но смолкли они. И начальник Короткую речь говорит. — Мы отдали все, что имели — И душу, и тело свое. И пусть не дошли мы до цели, Отчизна дошла до нее. Мы нашею кровью немалой Сумели победе помочь. Но ждать уже мамам, пожалуй, Нас больше, солдаты, невмочь. Приказ передайте по фронту: В победную полночь весны Упрячьте свою похоронку, Идите в отцовские сны. Полкам и солдатам сраженным Вино разрешаю я пить. Явитесь к невестам и женам, Что ждут еще нас, может быть. Я вас увольняю до света, Своих навестите сирот. …Оркестры гремят, и планета Стоит у крылец и ворот. Шагают беззвучно колонны, Оставив последний редут. …Мильоны… мильоны… мильоны В Девятое мая идут. 1974

МЕНЯ ЩАДИЛИ ПУЛИ НА ВОЙНЕ

Б. М.

Меня щадили пули на войне, Осколки, те кровавили, бывало. Они порой шевелятся во мне Жарою проржавевшего металла. Уходят годы потихоньку вдаль, Все отдаленней памятная дата. И разъедает крупповскую сталь Горбатая артерия солдата. …Былое в помощь изредка зови, Мы научились многому тогда ведь: Чужие пушки на заводах плавить, Чужую сталь пережигать в крови. 1974

ПОМНЮ

Помню серые колонны На истерзанном шоссе. Я вас помню, Аполлоны, В полной силе и красе, В маскхалатах полосатых, В кирзе, выходившей срок, Почерневших от надсады В грязном поле без дорог. Помню в слякотных окопах, В сгустках крови и огня, В час, когда гудела копоть, Грузно рушилась броня. Помню ваш порыв единый И терпенье на посту, Помню ранние седины, Ваших шрамов красоту. В чистом поле, у ракиты, Там, где ворон крик простер Я вас помню, Афродиты, Сострадание сестер. Помню девочек служивых, Наших нянек и врачей, Рук натруженные жилы, Чары сказочных очей. Помню свист над городами, Смерть на холоде дрянном От прямого попаданья В красном дыме кровяном. В далях долгого похода Жгли вас стужа и жара, Вашу жизнь четыре года Убивали снайпера. Вас душили пыль и порох В той немыслимой дали, И остался в ваших порах Прах металла и земли. Не с того ли у России, В беспредельности путей, Нет ни чище, ни красивей, Ни сердечнее детей! 1975

ПОЙ, СЛУЖИВЫЙ

Выпил нынче он водки немножко — В государстве теперь торжество. И поет. Обнимает гармошка, Будто женщина, плечи его. А вот в жизни и не было женщин, Ибо в свой девятнадцатый год Был почти он со смертью обвенчан На снегу Старорусских болот. Не корите: «Приврал инвалидик, Захмелел старина от вина…» Оговор на него не валите, — Он и рюмку не допил до дна. День Победы и Памяти нынче, Опаленный огнями знамен. И гвардеец и счастлив, и взвинчен Отголоском военных времен. Вновь бомбежкой былою отмеченный, Он в кровавую валится тьму, И хирурги, не спавшие вечность, Режут рваные ноги ему. …Пой, служивый, по правде голимой, И не слушайся тех, кто хулит, Ибо мертвые сраму не имут, Ибо до смерти прав инвалид. Век промчался по людям лавиной, Нет хмельной на солдате вины, Собратан мой, товарищ любимый, Фронтовик незабытой войны! 1980

В ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Надо бы однажды, не краснея, Отдохнуть за шесть десятков лет, Но планета вертится, и с нею Мы несемся, оставляя след. Не болтун и не ленивый малый, Сам себе, случается, я лгу: Вот закончу дело и, пожалуй, Просто поваляюсь на лугу. Отдохну от книжек и бомбежек, С удочкой приду на бережок, Или наточу гвардейский ножик, Вырежу дубовый посошок. И пойду, покуда носят ноги, И кипенье есть душевных сил, — Дорогие отчие дороги Я не все еще исколесил. И любви желается немножко, И чтоб домик на Миассе — свой. …Но кружит, куражится бомбежка Тридцать пятый год над головой. 1980