Сингапурские этюды
Шрифт:
Местные жители считают этот фрукт жарким, энергетическим. Чтобы затушить пожар, рекомендуют мангостан, другой плод этих широт.
Если дуриан называют королем фруктов, то мангостан здесь возвели в ранг королевы. На лотках они чаще всего рядом. Мангостан, конечно, уступает дуриану в загадочности, и легенд о нем не складывают, но знатоки называют его «самым изысканным в мире фруктом». По-моему, по вкусу мангостан немного напоминает нашу клубнику. Впрочем, вот как описывает его Андрей Николаевич Краснов, один из крупнейших натуралистов конца XIX — начала XX века: «Представьте себе ягоду черники, не вполне зрелую, когда она черно-малиновая, увеличьте ее до размеров яблока,
В свете лампы мелькали оливковые и желтоватые фрукты, слышался треск раскрываемых «раковин», торговля продолжалась. Завтра утром снова придут грузовики с тяжелыми корзинами. Каждый день в сезон из Малайзии в Сингапур прибывает 125 тысяч плодов дуриана, 8 миллионов в год. Почти по 4 штуки на каждого жителя. Не считая своих плодов, но их немного.
Рынок утихал, все ниже становилась гора фруктов, приглушеннее мелькал огонек висящей лампы. Но бурный, пьянящий запах все еще наполнял воздух.
Шел сезон дуриана.
Помните, у Гончарова…
Истории Запретного холма
Легенда гласит: ночью это дерево рождает дождь и будто бы дождь этот не что иное, как «сок цикад». Вечером листья дерева закрываются, задерживая влагу, и потом она медленно просачивается. Особенно буйно шумят падающие капли после прошедшей грозы. У дерева много названий: «обезьянье стадо», «саман», но чаще его именуют «дождевым». Они старые, эти деревья на склонах холма Форт-Кэннинг, как и холм — исторически самое старое место в Сингапуре.
В малайских хрониках он зовется Букит Ларанган (Запретный холм). Это было якобы место, где жили первые правители Сингапура, стояли их белоснежные дворцы. Предания так объясняют красный цвет земли холма: в XIV веке здесь было кровопролитное сражение, войска империи Маджапахит штурмовали Сингапур, бывший тогда под властью династии Шривиджая. Подробности этого нашествия почти неизвестны. Была таинственная неразборчивая надпись на огромном камне, найденном в устье реки Сингапур. Надпись ждала своего Шампольона, да так и не дождалась. По приказу одного английского инженера в сороковых годах прошлого столетия камень был взорван — во «имя прогресса»; мешал, дескать, строительству бунгало для британского чиновника. Абдулла бин Абдулкадир Мунши, сопровождавший сэра Раффлза в его путешествии из Малакки в Сингапур, возмущенно писал: «Не разрушай того, что создать не сможешь».
Когда сэр Раффлз в 1819 году в поисках порта высадился в устье реки Сингапур, он обнаружил на холме остатки укреплений, рвов, крепостных валов, которые ясно говорили, что поселение в свое время было не маленьким.
Из многих захоронений первых правителей Сингапура осталось только одно. На каменном пьедестале — надгробие, повторяющее форму человеческого тела; оно накрыто покрывалом, всегда усыпанным лепестками и травами. Над ним — плотный желтый полог. Одни историки считают, что это мавзолей Султана Искандар Шаха, последнего правителя Сингапура времен Шривиджаи. Другие уверены, что он благополучно бежал во время упомянутой
Вы медленно идете по склону, Тропа плавно повторяет все его изгибы. Вы слышите птичий хор — им приютно здесь, птицам; о том, что о них заботятся, напоминают хотя бы громкие щиты: «Штраф 1000 долларов за убийство птицы или разрушенное гнездо!» Вы вдыхаете запах свежескошенной травы и в просветах огромных баньянов, которые, кажется, и не деревья, а рощи целые — такие они мохнатые, видите Сингапур. Каждый раз иной. История проходит перед глазами. Сколько дождей и бурь просочили сквозь листву старые деревья в Форт-Кэннинг, пока не взвился ввысь красно-белый флаг независимого Сингапура.
Шпили соборов, минареты мечетей, фисташковый купол викторианского «Сити-Холла», белый обелиск погибшим во вторую мировую войну. Поползли вверх коробки, круглые, квадратные, прямоугольные — 30, 40, 50 этажей… Это строятся здания банков, компаний. Красные черепичные крыши старых китайских кварталов, река, забитая сампанами, джонками, баржами, катерами… Еще один просвет — и другой Сингапур: длинная желтая полоса песка — на протяжении многих километров осущаюn море и наращивают берег. Скоро здесь будут кварталы домов, причалы, парки. Меняется рельеф острова, увеличивается его площадь. Вот в том самом месте, где сейчас как раз под нами льется поток машин по улице Хай-стрит и, кажется, вольется в море — так близко оно, — на заре прошлого века были болота, крокодилы, малярийные комары…
На одном из изгибов холма рядом с шоссе — серые готические ворота в розовых подтеках. За ними начинается старое христианское кладбище. Кирпичные обшарпанные стены с порой едва заметными табличками, напоминающими о тех суровых временах, когда эпидемии и штормовое море нещадно губили людей… Мэри Эн, невеста купца; Вильям Ли, 27-летний миссионер, который так и не доплыл до Борнео — места своего назначения; Томас Кокс, лейтенант артиллерии, место службы — Мадрас. Разные ветры заносили людей на сингапурский перекресток…
Среди памятников — ажурный мраморный крест на постаменте. На нем надпись: «Корпуса флотских штурманов поручик Владимир Астафьев. Умер в Сингапуре 23 октября 1890 года». На русском и английском языках. Какая судьба занесла Астафьева в Сингапур?
Белая стрелка показывает вниз: «Сингапурский национальный архив». Здесь на одном из склонов холма, словно вписываясь в него, стоит старое приземистое здание, отделенное от людского гула и шелеста шин оградой, густо увитой кустарником с поэтическим названием «вуаль невесты».
— Вы ищете все, что связано с поручиком Астафьевым? — Лили Тан мягко улыбается. — Признаться, я сначала не поверила, что на кладбище Форт-Кэннинг может быть это надгробие. Ведь захоронения здесь прекратились в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году. Но потом все выяснилось.
И, понимая, что уже достаточно озадачила меня, Лили Тан стала рассказывать:
— Поручик Астафьев был похоронен на другом кладбище в районе Букит Тимах, знаете круговую дорожную развязку Ньютон Серкус? Так вот, там сейчас парк, а до тысяча девятьсот семьдесят первого года было христианское кладбище. Его пришлось снести. Что делать — мало земли в Сингапуре. Захоронения перенесли на другие кладбища, а памятники, имеющие историческую и художественную ценность, установили здесь, в Форт-Кэннинг. Среди них и надгробие на могиле Астафьева.