Синглетон
Шрифт:
– Поцелуев.
Я поцеловал ее, медленно и нежно, и она растаяла в моих объятиях.
– Еще три месяца, - пообещал я, - и я переберусь в Беркли.
– Чтобы сидеть у меня на шее.
– Я предпочитаю выражение «не получающий зарплаты, но высоко ценимый опекун».
– Франсина напряглась.
– Но об этом мы сможем поговорить потом.
– Я начал целовать ее снова, но Франсина отвернулась.
– Я боюсь, - призналась она.
– И я тоже. Это хороший знак. Все, что стоит сделать, обычно пугает.
– Но не все, что пугает - хорошее.
Я перевернулся на спину и вытянулся рядом с
– На одном уровне размышлений это легко, - заговорила она.
Можно ли подарить дочери нечто большее, чем власть принимать реальные решения? И можно ли избавить ее от судьбы худшей, чем необходимость действовать против своего же здравого смысла - снова и снова. Если вопрос поставить именно так, то ответ прост.
Но каждая клеточка моего тела все равно бунтует против него. Как она станет воспринимать себя, зная, кто она такая? Как станет заводить друзей? Как найдет родственную душу? Сможет ли не презирать нас за то, что мы сделали из нее урода? А что если мы лишим ее чего-то ценного для нее: возможности прожить миллион жизней, но без вынужденной необходимости выбирать между ними? А вдруг она решит, что наш дар ее чего-то лишил?
– Она в любой момент сможет убрать экранирование Кваспа, ответил я.
– И как только разберется, что и как работает, то сможет выбирать сама.
– Верно.
– Судя по голосу, Франсина ничуть не смягчилась. Наверное, я озвучил ее давние мысли. Все обычные человеческие инстинкты вопили нам о том, что мы ввязываемся в нечто опасное, неестественное, амбициозное - но эти инстинкты в большей степени оберегали нашу репутацию, нежели защищали нашего будущего ребенка. Ни один родитель, за исключением самых нерадивых, не будет пригвожден к позорному столбу, если их ребенок из плоти и крови окажется неблагодарным. Если бы я стал бранить своих родителей за то, что они не обеспечили мне в детстве должных условий, то нетрудно догадаться, на чьей стороне оказались бы симпатии общества. Однако все неудачи и промахи с нашим ребенком - сколько бы любви и душевного тепла мы в него ни вложили - станут поводом для линчевания: мы, видите ли, не захотели довольствоваться той судьбой, которую любой другой с радостью пожелал ребенку собственному.
– Сегодня ты видела Зелду, размазанную по вероятностным ветвям, - сказал я.
– И теперь в глубине души знаешь, что то же самое происходит и со всеми нами.
– Да.
– Когда Франсина выдавила это признание, внутри меня что-то оборвалось. На самом деле мне никогда не хотелось, чтобы и она это ощутила. Так, как это ощущал я.
– И ты сознательно приговоришь к такому собственного ребенка?
– не унимался я.
– И своих внуков? И правнуков?
– Нет.
– Теперь она меня отчасти ненавидела - я слышал это в ее голосе. То было мое проклятие, моя навязчивая идея; до встречи со мной она ухитрялась верить и не верить, не придавая собственному восприятию мультивселенной серьезного значения.
– Я не могу сделать этого без тебя.
– Прекрасно сможешь. Намного легче, чем любую из альтернатив.
Тебе даже не понадобится анонимный донор яйцеклетки.
– Я не смогу этого сделать, если ты не поддержишь меня. Скажи только слово, и я остановлюсь на том, что уже есть. Мы построили Квасп. Доказали, что он способен работать. Даже если мы не сделаем этого последнего шага сами, то его сделает кто-то другой, лет через десять или двадцать.
– Если мы этого не сделаем, - язвительно заметила Франсина, то мы же просто сделаем это в другой реальности.
– Верно, но думать так бесполезно. В конце концов, я не могу действовать, если только не притворяюсь, что передо мной стоят реальные варианты выбора. Сомневаюсь, что кто-либо способен на иное.
Франсина надолго замолчала. Я уставился в темноту, упорно стараясь не думать о том, что ее решение почти наверняка окажется двояким.
Наконец она заговорила:
– Тогда давай сделаем ребенка, которому не нужно будет притворяться.
2031
Изабелла Шиб пригласил а нас в свой кабинет. В реале она оказалась чуть менее пугающей, чем в онлайне; причина крылась не в ее внешности или поведении, а всего лишь в обыденности обстановки. Мне представлялось, что она обитает в каком-нибудь огромном, похожем на храм и высокотехнологичном здании, а не в обшарпанных комнатушках на скромной улочке в Базеле.
Когда с любезностями было покончено, Изабелла перешла к делу: - Вы приняты, - объявила она.
– Контракт я вышлю сегодня в конце дня.
Дыхание перехватило - мне полагалось испытывать воодушевление, но я оторопел от такого натиска. Группа Изабеллы получила лицензию на три новых ария в год. Список кандидатов сейчас насчитывал около сотни супружеских пар, а заявки исчислялись десятками тысяч. Мы приехали в Швейцарию для процедуры решающего отбора, проводимого агентством по усыновлению. Во время всех этих интервью, анкетирований и тестов я почти убедил себя в том, что наша решимость в конечном итоге себя окупит, но в реальности эта убежденность оказалась лишь химерой.
– Спасибо, - невозмутимо отозвалась Франсина. Я кашлянул:
– И вас устраивают все наши предложения?
– Если согласие Изабеллы подразумевает и некие дополнительные условия, способные обесценить это чудо, то лучше услышать их сейчас, пока шок еще не прошел, и я не начал воспринимать все как должное.
Изабелла кивнула:
– Я не претендую на звание эксперта в соответствующих областях, но попросила нескольких коллег оценить устройство Кваспа и не вижу причин, препятствующих его внедрению. Я полный скептик относительно ИММ, поэтому не разделяю вашего мнения о том, что Квасп здесь необходим, но если вас тревожило то, что я могла вычеркнуть вас, решив, будто вы сумасшедшие, - тут она слегка улыбнулась, - то вам следовало бы пообщаться с некоторыми другими претендентами.
Полагаю, что главное для вас - благополучие ария, и вы не страдаете ни одним из предрассудков - технофобией или технофилией, которые испортят наши отношения. И еще, как вы обязаны помнить, за мной сохраняется право на посещения и инспекцию в течение всего периода вашего опекунства. Если будет обнаружено, что вы нарушаете хотя бы одно из условий контракта, то ваша лицензия будет отозвана, и заботу об арии я возьму на себя.
– А каковы, по вашему мнению, перспективы более счастливого завершения нашего опекунства?
– спросила Франсина.