Синглетон
Шрифт:
К нам подошла одна из учительниц, Кармела Пенья. Она была полна решимости. Когда школа согласилась принять Элен, весь персонал и другие родители знали, что подобный день настанет.
– Теперь у меня все будет в порядке, - сказала Элен. Она поцеловала в щеку сперва меня, потом Франсину.
– У меня все хорошо, - повторила она.
– Можете отправляться домой.
– Сегодня в школу приехало шестьдесят процентов детей, - сообщила Кармела.
– Неплохо, учитывая обстоятельства.
Элен пошла по коридору и лишь
– Да, неплохо, - согласился я.
Когда на следующий день мы вместе с девочками отправились по магазинам, нас перехватила группа журналистов. Однако теперь СМИ опасаются судебных процессов, и когда Изабелла напомнила им, что в данный момент она наслаждается «обычными свободами любого частного лица», процитировав недавнее судебное решение по иску против журнала «Охотник на знаменитостей» (с восьмизначной суммой компенсации), нас оставили в покое.
Вечером, когда Изабелла и Софи уже покинули нас, я зашел в комнату Элен поцеловать ее перед сном. Когда я собрался уходить, она спросила:
– Что такое Квасп?
– Разновидность компьютера. А где ты о нем узнала?
– В Сети. Там сказано, что у меня есть Квасп, а у Софи - нет.
Мы с Франсиной так и не приняли твердого решения о том, что можно рассказать девочке и когда именно.
– Правильно, но тебе не о чем беспокоиться. Это всего лишь означает, что ты от нее немного отличаешься.
Элен нахмурилась:
– Я не хочу отличаться от Софи.
– Все чем-то отличаются друг от друга, - быстро сказал я.
–
Иметь Квасп это все равно что… ехать в машине с другим двигателем. Но с любым двигателем машина приедет в любое место.
– Только не все они приедут одновременно.
– И ты, и она можете делать все, что вам нравится. А ты можешь походить на Софи настолько, насколько хочешь.
– Тут я не очень согрешил против истины; критическую разницу всегда можно стереть, просто отключив экранирование Квас па.
– А я хочу быть такой же, - не унималась Элен.
– Когда я вырасту в следующий раз… Почему вы не можете дать мне то, что есть у Софи, взамен того, что есть у меня?
– То, что у тебя - более новое. И лучше.
– Но ни у кого такого нет. И не только у Софи, но и у остальных.
Элен знала, что поймала меня на слове - если это новее и лучше, то почему у тех ариев, кто моложе нее, этого нет?
Это сложно и долго объяснять. Ложись-ка спать, а об этом мы поговорим потом.
– Я стал поправлять ей одеяло, и она взглянула на меня с упреком.
Спустившись, я пересказал разговор Франсине.
– Что ты думаешь?
– спросил я.
– Время настало?
– Наверное.
– Я хотел подождать, пока она не повзрослеет настолько, чтобы
понять идею ИММ.
Франсина поразмыслила над сказанным.
– Но насколько хорошо понять? Вряд ли она в ближайшее время сумеет жонглировать матрицами плотности. А если мы превратим объяснение в большой секрет, то она попросту накопает полусырые версии из других источников.
Я тяжело опустился на кушетку.
– Это будет нелегко.
– Мысленно я проигрывал эту ситуацию тысячи раз, но в моем воображении Элен всегда оказывалась старше и у тысяч других ариев тоже имелся Квасп. В реальности же никто не последовал по нашему пути. Доказательства в пользу ИММ становились все более вескими, но большинство людей им все еще не доверяло. Даже усложненные версии лабиринтов, по которым бегали крысы, казались лишь усовершенствованными компьютерными играми. Человек не может сам перемещаться из одной версии реальности в другую, не может наблюдать за своими параллельными альтерэго, и такое вряд ли когда станет возможным.
– Как ты скажешь девятилетней девочке, что она единственное разумное существо на планете, способное принимать решения и выполнять их?
– Для начала, я скажу это другими словами, - улыбнулась Франсина.
– Конечно.
– Я обнял ее. Нам предстояло шагнуть на минное поле - и мы не могли не разойтись, ступив на опасный участок, - зато каждый из нас обладал как минимум рассудительностью, способной удержать нас вместе.
– Мы все продумаем, - сказал я.
– И отыщем правильный путь.
2050
Около четырех утра я не выдержал и закурил первую за месяц сигарету.
Когда я втянул в легкие теплый дым, у меня застучали зубы, словно контраст вынудил меня заметить, насколько остыло мое тело. Тлеющий красным кончик сигареты - самый яркий сейчас предмет в округе, но если на меня и нацелена камера, то инфракрасная, поэтому я в любом случае виден не хуже костра. Выдыхая дым, я поперхнулся вроде кота, подавившегося комочком шерсти - с первой сигаретой всегда так. Я приобрел эту привычку, когда мне стукнуло аж шестьдесят, и даже через пять лет, на протяжении которых я то курил, то бросал, мои дыхательные пути все еще никак не могли смириться со своим невезением.
Вот уже пять часов я лежал в грязи на берегу озера Потнчартрейн, в нескольких километрах западнее болотистых развалин Нью-Орлеана. Наблюдая за баржей и дожидаясь, пока кто-нибудь на нее вернется. У меня возникло искушение добраться до судна вплавь и все там осмотреть, но мой электронный помощник изобразил на воде ярко-красный круг зоны действия охранного радара и не дал гарантии, что я останусь незамеченным, даже если стану держаться за границей периметра.
Накануне вечером я связался с Франсиной. Разговор оказался коротким и напряженным.