Синглетон
Шрифт:
Холдер медленно направился ко мне, держа в вытянутой руке оружие.
– Ты что задумал? Ты ищешь ее? Угадал?
– Его имплантанты составляли карту моего тела - в активном режиме, поскольку не было нужды делать это тайно, - но я часами сидел у него на хвосте в Батон-Руже, и мой помощник знал его тело не хуже архитектурного плана. Теперь, на фоне тускло освещенного звездами силуэта Холдера, он наложил полную схему, обнажив его до мозга, нервов и имплантантов. В моторной зоне коры замерцал рой голубых светлячков, предвещая странное пожатие плечами без очевидной связи с лежащим на спусковом крючке пальцем; прежде чем они достигли интенсивности, которая подаст имплантанту сигнал на выстрел, помощник скомандовал: «Пригнись»,
Выстрел оказался бесшумным, но, выпрямившись, я ощутил запах пороховых газов. Я перестал думать и начал двигаться. Когда Холдер бросился вперед, направляя на меня оружие, я скользнул в сторону, схватил его правую руку и нанес несколько резких ударов по имплантанту на шее. Он был фетишистом, поэтому выбрал объемную модель, намеренно видимую сквозь кожу. Такие имплантанты не имеют жестких краев и довольно гибкие - пусть он и мазохист, но не до такой же степени, - однако если достаточно сильно сдавить даже самую мягкую биосовместимую пену, она станет напоминать кусочек древесины. Вколачивая эту древесину в мышцы его шеи, я вывернул ему вверх предплечье. Он выронил оружие, я нашарил ствол ногой и пинком отправил в кусты.
На ультразвуковой картинке я видел, как вокруг его имплантанта собирается кровь. Я немного подождал, пока ее давление не повысилось, потом ударил снова, и набухшая шишка лопнула, как огромный нарыв. Холдер рухнул на колени, вопя от боли. Я вытащил из заднего кармана нож и приставил к его горлу.
Потом я заставил Холдера снять ремень и связал ему руки за спиной. Подвел его к лодке и, когда мы в нее уселись, предложил дать суденышку все необходимые инструкции. Он угрюмо повиновался. Я же не испытывал никаких эмоций; часть моего сознания все еще настаивала на том, что финансовая операция, на которой я его подловил, была мистификацией и на барже нет ничего такого, чего нельзя найти в Батон-Руже.
Баржа оказалась старой, деревянной, пропахшей консервантом для древесины и неистребимой плесенью. В окна кабины были вставлены листы пластика, но сквозь них я ничего не разглядел. Пока мы пересекали палубу, я интимно прижимал к себе Холдера, надеясь, что если тут имеется система охраны, то она не рискнет про шить пулей нас обоих.
Возле двери кабины он пробормотал: - Не обращайтесь с ней грубо.
у меня похолодела кровь, и я прижал руку ко рту, подавляя непроизвольное всхлипывание.
Я пинком распахнул дверь, но ничего не разглядел в темноте.
– Свет!
– крикнул я.
Вспыхнули две лампочки - на потолке и возле кровати. Элен лежала обнаженная, прикованная цепями у запястий и лодыжек. Она подняла взгляд, увидела меня и тоненько, жутко завыла.
Я прижал нож к горлу Холдера: - Сними эти штуковины!
– Кандалы?
– Да!
– Не могу. Они без замка. Заварены.
– Где у тебя инструменты?
– Несколько гаечных ключей в грузовике, - ответил он, помедлив.
– Все остальное в городе.
Я обвел взглядом кабину, подтолкнул его в угол и велел стоять лицом к стене. Потом опустился на колени возле кровати.
– Ш-ш-ш… Мы вытащим тебя отсюда.
– Элен молчала. Я коснулся ее щеки ладонью, она не вздрогнула, но с изумлением уставилась на меня.
– Мы тебя вытащим.
– Деревянные столбики кровати оказались толще моей руки, а звенья цепи - с мой большой палец. Голыми руками здесь ничего не сделать.
Выражение лица Элен изменилось: я был настоящим, не галлюцинацией.
– Я думала, вы уже перестали верить в меня, - глухо проговорила она.
– Разбудили одну из резервных копий. Начали все сначала.
– Я никогда не перестану верить в тебя.
– Ты уверен?
– Она всмотрелась в мое лицо.
– Думаешь, это грань возможного? И что хуже быть не может? у меня не нашлось ответа на эти вопросы.
– Ты еще помнишь, как надо отключаться перед сменой тела? Она слабо, но торжествующе улыбнулась: «Конечно». Ей пришлось вынести заключение и унижения, но в ее власти всегда оставалась возможность отрешиться от телесных ощущений.
– Не хочешь сделать это сейчас? И оставить все это позади?
– Хочу.
– Скоро ты будешь в безопасности. Обещаю.
– Я тебе верю.
Ее глаза закатились. Я вскрыл ей грудь ножом и извлек Квасп.
И я, и Франсина возили в багажниках запасные тела и одежду.
Ариям было запрещено перемещаться авиатранспортом внутри страны, поэтому мы с Элен ехали по шоссе, направляясь в Вашингтон, где нас встретит Франсина. Мы можем попросить убежища в швейцарском посольстве - Изабелла уже запустила официальную процедуру.
По началу Элен молчала, почти робея, словно я был незнакомцем, но на второй день, когда мы пересекли границу Алабамы и Джорджии, постепенно начала раскрываться. Она немного рассказала о том, как перебиралась автостопом из штата в штат, находя случайную работу, за которую платили электронными деньгами, не требуя номера социального страхования и уж тем более биометрического удостоверения личности. «Лучшей работой был сбор фруктов».
Постепенно она завела себе друзей и раскрыла свою суть тем, кому, как она полагала, могла доверять. Она и сейчас не знала точно, предали ее или нет. Холдер отыскал ее во временном лагере под мостом, и кто-то, наверное, дал ему ее точное описание, но не исключено, что Элен опознал случайный знакомый, видевший ее лицо в новостях несколько лет назад. Мы с Франс иной никогда публично не заявляли о ее исчезновении, не расклеивали листовки и не выкладывали информацию на веб-страницах, полагая, что это лишь усилит опасность.
На третий день, когда пересекали обе Каролины, мы снова ехали почти молча. Вид за окнами был ошеломляюще красивым, все поля усеяны цветами, и Элен выглядела спокойной. Наверное, именно этого ей больше всего не хватало - просто безопасности и покоя.
Однако с приближением сумерек я ощутил необходимость высказаться.
– Есть нечто такое, о чем я тебе никогда не рассказывал. Когда я был молод, со мной кое-что произошло.
Элен улыбнулась:
– Только не говори, что ты сбежал с фермы. Надоело доить коров и ты смылся С бродячим цирком?