Сингомэйкеры
Шрифт:
Она слушала рассеянно, что я там плел, да я и сам не очень вслушивался, просто распирает жажда сказать что-то хорошее, ласковое. Она вздохнула тихонько:
– Да, все верно, мне роли дают за мою внешность. Так и стала кинозвездой. Правда, не первой величины, тем более я не суперстар…
– Но по мордашке и фигуре, – сказал я торопливо, – ты вполне, вполне… Дашь фору Анжелине Джоли! И этой, как ее… у которой вот такие…
Я показал, она кисло усмехнулась.
– Да я и на интеллект не жалуюсь, – произнесла с той же скромностью. – Моя беда в том, что поднялась не со дна, откуда многие
– Ого!
Она приподняла голову, посмотрела мне в лицо, не смеюсь ли, снова опустила ее на грудь.
– Это значит, – пояснила на всякий случай, – что вот уже три наших поколения учится в лучших университетах планеты. А когда все доступно…
Она сделала паузу, я дунул ей в ухо и сказал торопливо:
– Не продолжай! Я прекрасно понимаю, у девочек со дна всего два варианта: карабкаться наверх любой ценой или… остаться на дне. А тебе и так хорошо, уютно, защищенно. Ты не станешь сосать режиссеру, его шоферу и его собаке только для того, чтобы получить роль. А другая – станет. И потому она сейчас, пройдя через все муки и унижения, купается в лучах славы. Тебе просто никогда не приходилось рвать жилы ради успеха. Не объясняй, я не вчера родился.
Ее пальцы пробежали по моему животу, я невольно напряг мышцы, но устыдился и тут же распустил. Она щекотала кончиками пальцев пузо и бока, дыхание уже не жгло мою грудь, а грело, как весеннее солнышко.
– А кто ты?
Голос прозвучал тихо и равнодушно, но я ощутил глубоко запрятанную нотку заинтересованности.
– Я?.. – переспросил я. – Стыдно признаться, но… представь себе, что я случайно сорвал банк в крупном казино.
Красиво очерченные губы чуть дрогнули в улыбке.
– Ты не игрок. У них другое выражение лица. Они по-другому смотрят, двигаются.
– А счастливый лотерейный билет? – спросил я. – Представь себе, купил всего один… и вдруг – самый крупный выигрыш!
Она подняла голову и внимательно посмотрела мне в лицо. Лицо оставалось спокойным, расслабленным и умиротворенным после хорошего секса, но в глазах что-то едва приметно блеснуло, словно из темного плаща высунулся самый кончик шпаги.
– Все верно, – произнесла она с легкой улыбкой, – выиграть миллион или сто миллионов может каждый. И ты мог бы.
– Так что же?
– Но ты, – произнесла она медленно, – не из тех, кто ринется на курорты, чтобы прожигать эти миллионы. Ты даже не из тех, кто покупает лотерейные билеты.
– Но мог купить приятель и подарить мне, – сказал я, не отступая.
– Ты его выбросил бы в мусорное ведро, – ответила она, – как только приятель повернулся бы к тебе спиной. Есть вещи, которые одни люди делают всегда, другие – изредка, а есть люди, которые никогда… Ты из тех, кто никогда не надеется на удачу.
– Спасибо, – сказал я, – хотя, конечно, удача бы не помешала. Во всяком случае, отказываться не стану.
– Станешь, – произнесла она обвиняюще. – Возможность удачи таких, как ты, расхолаживает. Ты уж точно делаешь ставку только на успех. И твое пребывание здесь – результат успеха.
Моя кровь уже собралась там, где и надлежит быть, – в коре головного мозга, я непроизвольно прикидывал, чем вызван ее интерес: на искательницу богатого спонсора не похожа, богатого мужа такие предпочитают искать в более близком окружении – режиссеров, продюсеров или на худой конец таких же звездных актеров. Не стоит скидывать со счетов, что такие вот суперэлитные курорты кишмя кишат агентами всех стран.
Ее пальцы наконец опустились ниже, мозг продолжал работать в привычно интенсивном режиме, однако мысли начали прерываться, пошли вразброс, затем вовсе поблекли, и я понял, что мозг скоро начнет задыхаться от кислородного голодания, так как поток крови пошел в гениталии.
– Что ты со мной делаешь, – выдохнул я и грубо ухватил ее в объятия.
Она тихонько засмеялась.
– А не ты со мной?
На пляже, однако, она продолжала держаться отстраненно, но все-таки признавала, как знакомого, отвечала на приветствие, и за то спасибо. При современной морали потрахаться – вовсе не повод для знакомства. Правда, вечером второго дня она осталась в моем номере и на ночь, но утром ускользнула настолько быстро, что не успел рассмотреть ее без косметики.
После ее ухода звякнул мобильник, я увидел на дисплее аватару Макгрегора.
– Слушаю, – сказал я.
Хорошо знакомый суховатый голос произнес:
– Дополнительная информация интересует?
– Вообще-то я уже все понял, – ответил я, – но… я человек хозяйственный.
– Пошарьте в ноуте, – посоветовал он. – Я уже сбросил вам пару файлов.
Я поморщился, все время забываю, что в операционной системе моего ноутбука «позволен» удаленный доступ, даже мониторинг, повернулся к столу.
– Директория гэймс… поддиректория коунтер-страйк… сэйвы…
Макгрегор отключился, а я сел за стол, всматриваясь в экран. Среди игр запрятана директория с теми файлами, доступ к которым даже у меня в режиме ридонли и которые должны исчезнуть, если мой ноут откроет кто-то другой.
Высветилась фотография с обложки журнала «Мир кино», Ингрид счастливо улыбается и прижимает к груди золотую статуэтку, затем побежали фото с ее участием в светских вечеринках, кадры из фильмов, и ближе к концу появилась полная справка: где родилась, кто родители, чем занимается, с кем связана, кто ее партнеры…
Я читал, сжимал кулаки. Ингрид практически нигде и ни в чем не соврала. Нет, она в самом деле не сказала ни слова неправды. В самом деле кинозвезда, дочь богатых родителей, миллионерша в четвертом поколении, прекрасное образование, свободно говорит на пяти языках, среди ее поклонников очень видные люди. Она просто не упомянула о своей связи с разведкой Национальной безопасности Штатов, но я ведь и не спрашивал. К тому же она там не работает, а просто иногда выполняет некоторые щекотливые поручения. Набивающийся на близкий контакт Джеймс Бонд в смокинге или в юбке все равно вызовет подозрения у человека, которому есть что скрывать, это только в кино на баб мужчины западают так просто, теряя головы. В реале мужчины, которые теряют головы от баб, редко поднимаются в карьере выше бригадира, лишь некоторым удается вскарабкаться до кресла директора какого-нибудь заводика, так что наверху только те, кто трезв всегда.