Сингулярность 2.0. Биотех
Шрифт:
Не успел Ким ответить, как она содрала пломбу с красного рычага и повернула его. Огонек в окошке сканера судорожно моргнул и погас.
– Теперь вы, я не достану. Верхний рычаг на себя, боковые в стороны. Открывайте.
– Нет, погоди, это проникновение в отсутствие владельца.
– Я владелец, и я вам разрешаю.
– Я не буду этого делать. Давай дождемся твоих родителей.
Рина посмотрела ему в глаза и прошептала:
– Ким, вы еще не поняли? Они не приедут. Там, – она кивнула на дверь, – важные лекарства. Подошло время очередной инъекции. И только вы можете меня спасти. Пожалуйста,
Ким замер на середине вдоха и некоторое время смотрел почему-то не на Рину, а на безжизненный сканер. Потом, как в тумане, взялся за белый металл и потянул рычаг на себя.
Герметичная дверь выпустила в коридор прохладный воздух с запахом ментола. Ким остановился на пороге. Он с детства испытывал бескрайнее почтение ко всякого рода лабораториям, а эта была самой необычной из всех, виденных им прежде. В небольшом помещении с трудом разместилось два стола, холодильник, шкаф, вытяжка, сейф и медицинская автоматизированная кушетка. И все было нежно-голубого цвета, с серебром, будто не рабочее место, а комната в отеле высшего класса. Глухую аэрогелевую стену закрывала фальшь-штора, и создавалась иллюзия огромного окна. Рина протиснулась между Кимом и дверным косяком.
– Чего вы застыли?
– Очень… необычная лаборатория.
– Ага. Мама проводила тут большую часть своего времени и не хотела, чтобы было занудно. Любимый цвет, любимый запах. Ненавижу ментол.
При слове «ненавижу» Ким вздрогнул.
– Рина, почему твои родители не приедут?
– Полагаю, они упали с обрыва. Там, на дальнем краю плато, – она методично перебирала пробирки в шкафу с препаратами.
– И ты так спокойно об этом говоришь?!
– А у меня уже нет сил говорить неспокойно. Я устала, Ким. Я так устала, что если бы была солнышком, как папа раньше меня называл, то просто потухла бы.
– Откуда ты знаешь, что они упали с обрыва?
– Ну, во-первых, у нашего вездехода удивительным образом отказали тормоза и датчик перепада высот. А во-вторых, папа вызывал станцию по рации, кричал что-то про падение, переломы и все такое, было плохо слышно.
– А ты?! – прохрипел Ким, леденея от того, что приблизительно знал ответ.
– А я маленькая калека в старом экзоскелете, которая не умеет водить спецтехнику и пользоваться системами дальней связи.
– Когда это случилось?! – Ким схватил коммуникатор, нажал кнопку экстренного вызова диспетчера.
– Здесь не работает связь, нужно выйти в холл, а еще лучше наружу. Но вы зря потратите время. Ночи на высокогорье холодные. Одну пережить можно, но не пять. К тому же, с повреждениями тела. А еще хищники.
Ким смотрел на бледного худого ребенка и перебирал в уме инструкции и предписания курьерам «Орбитал Экспресс», попавшим во внештатную ситуацию. Аналога не было. Действовать нужно согласно политике компании, преумножая одобрения клиентов, но не забывая о приоритете общепланетарных законов.
– Рина, я сделаю облет плато по мере возможности и в любом случае вызову спасателей. Но ты должна рассказать мне, что за чертовщина здесь творится.
– Да, самое время. Вы знаете, что такое остеомаляция?
– Болезнь костей?
– Ага. Когда они и не кости вовсе, а так, губка.
– Ты этим
– Скажем, меня этим заболели.
– Не понял.
Рина села перед ним прямо на голубой мягкий пол, скрестив ноги по-турецки. В руках у нее был непонятно откуда взявшийся синий карандаш. Она посмотрела на Кима, будто собираясь с духом, а потом быстро заговорила:
– Это нечестно – размягчать кости и разрушать сухожилия собственному ребенку, чтобы он через страдания стал сверхчеловеком! Это больно, это ужасно неудобно, вам в кошмарах такое не приснится! Сын Калиновой был умственно-отсталым, он не понимал, что с ним происходит, но я ведь понимаю! Если бы она мне сказала, хотя бы попыталась объяснить! Но нет. Она с добрым и любящим лицом колола меня препаратами, которые только калечили! Организм-то пытался справиться, я же родилась здоровой! Она брала для меня экзоскелеты старых моделей, плохо управляемые силой мысли, специально, чтобы я напрягалась, как голодающая обезьяна, которая лезет за едой на неприступную стену. Вы ведь уже поняли, что это, – Рина протянула к нему руки, запакованные в оранжевый микролаттис, – не ее заказ?
– Рина, милая, погоди. Откуда тебе все это известно? – Ким забыл, что собирался вызвать диспетчера.
– Дневник. Я выкрала его. Как она когда-то у Калиновой. Наследственность, – девочка криво улыбнулась.
– Может, ты не так поняла?
– Надо быть полной дурой, чтобы этого не понять.
– А твой папа? Ты вообще ничего не говоришь про него.
– А что папа? Он мамин бывший студент, младше почти на пятнадцать лет. Ему не очень нравилась мамина идея, но он никогда бы не пошел против нее. Тем более, она его заразила этой службой науке.
– Ты можешь показать мне мамин дневник?
– Нет, она его перепрятала. Я так и не смогла найти его за эти дни. Может, он у нее с собой. Не знаю.
Ким широко и сильно потер свое лицо, как человек, которому трудно проснуться.
– Рина, давай так. Мы оставим поиски родителей спасателям, а с тобой полетим в наш офис, оттуда вызовем каких-нибудь твоих родных. Эта болезнь лечится, я уверен. Без маминых экспериментов ты быстро придешь в норму.
– Нет. Не хочу я к вам. Я хочу стать Вселичностью. Зря, что ли, вот это все? – Она обвела рукой лабораторию. – Я ненавижу то, что мама со мной творила, но верю в успех. В последний раз я сдвинула карандаш без рук. Вот этот.
– Так зачем же ты тогда их… – Ким не смог продолжить фразу.
– А это не я. Несчастный случай. Сами подумайте, как инвалид может все это провернуть?
– Ты намного умнее, чем хочешь показаться. Говори, иначе я сейчас просто вызову инспекторов опеки.
Рина несколько раз сжала и разжала кулаки, будто считала про себя.
– Мама сообщила, что мне нужно еще два года. Два года, Ким! Семьсот тридцать дней. Семнадцать тысяч пятьсот двадцать часов. У меня чуть голова не взорвалась! А когда я закричала, что все знаю и отказываюсь терпеть всю эту дрянь еще два года, она сказала, что я воровка и ничтожество, и не ценю нашего общего с ней вклада в науку. Потом, правда, она извинилась и обещала, что я стану Вселичностью и смогу управлять миром, но я должна беспрекословно подчиняться и даже папе ничего не говорить.