Синие пески.
Шрифт:
Девушка заливается смехом, легким, чистым как горный ручей. Сжимает ладонь в кулак и искры обжигают кожу, прижимает руку к груди. Остальные огоньки собираются в одну большую пульсирующую массу. Их свет медленно гаснет и постепенно обретает человеческие очертания. Она замирает в изумлении, боится лишний раз вздохнуть как будто это спугнет искры и они снова разлетятся.
Кто-то грубо хватает ее за плечо, из-за чего девушка вскрикивает. Ее резко разворачивают лицом к себе. Она удивленно распахивает глаза, когда видит знакомые черты лица. Раскосые разноцветные глаза смотрят строго.
Рукой сминаю шелковую наволочку. Зарываюсь лицом в подушку понимаю, что странный сон ушел, а вместе с ним и тишина. Мир наполняется ворохом звуков доносящихся с улицы. Я снова просыпаюсь, там же где и всегда, в маленькой комнатушке храма Эслафон1. Где жрицы почитают память своих предков вознося молитвы зажигая палочки с благовониями. Так они считают что будут услышаны мертвыми и те дадут свои наставления.
Резное окно украшенное разноцветным витражом пускает на стены солнечных зайчиков. Их медленный танец, прерываемый тенями прохожих, завораживает. Я наблюдаю за ним из под прикрытых ресниц и чувствую как голова наполняется тяжестью.
Сон обратно не идет, он растаял как легкая дымка в предрассветном солнце. Я слушаю шуршание того кто подметает улицу от песка, надеясь что впаду в состояние медитации. Мне хочется, чтобы эти звуки вытеснили из моей головы тревожные мысли о доме. Они назойливо лезут в голову, скребя и шурша в такт уборщику на улице, прогоняют видение из сна не давая на нем сконцентрироваться.
Я здесь нахожусь целый месяц и не сдвинулась в попытке найти дорогу домой.
Стоит только прикрыть глаза как я вижу лицо мужчины обрамленное длинными светлыми волосами, его слегка раскосые разноцветные глаза смотрят внимательно и спокойно. И пока воспоминания меня не захлестнули полностью, дверь в комнату со скрипом открывается.
На пороге стоит одна из послушниц в расшитых свободных красных одеждах. Ее лицо скрыто под такого же цвета вуалью и она недовольно прищурившись входит в комнату. От ее плавных движений, подвески украшающие небольшие рожки тихо позвякивают в такт. Свет меркнет от того как она загораживает окно. Девушка резким движением скидывает с меня одеяло и тормошит за плечо. Обычно более разговорчивая, но сегодня по всей видимости не в духе, она недобро сверкает глазами и отходит в сторону. За все мое время пребывания здесь я так и не узнала ее имени.
Следом за ней заходит абла2 Сайхэ. Сгорбленная старуха, с потускневшими карими глазами. Ее лицо как сухофрукт, трогает недовольное выражение и окинув комнату долгим взглядом она причмокивает губами. Старуха шаркает тонкими тапочками по мраморному полу опираясь на трость. Она придерживает на голове темный платок с вышитыми темными нитками узорами. В утреннем свете ее белые маленькие рожки отражают солнце пуская мне на лицо солнечных зайчиков. Жестом отсылает послушницу и хмурится когда та продолжает хлопотать по комнате косо поглядывая на старуху. Подойдя к небольшому резному столику, достает палочку и щелкнув пальцами вызывает на кончиках синее пламя.
Комнату наполняет аромат сандала, дым от палочки клубится стелясь по столешнице. Сквозняк раздувает маленькую искорку.
Абла Сайхэ ухмыляется, и концом трости легонько шлепает послушницу по лодыжке и все так же жестом показывает
И вот мы остаемся одни в этом маленьком и тесном помещении, которое с приходом старухи будто стало еще меньше. Она вбирает в себя больше воздуха. Морщится и отмахивается будто учуяла что-то протухшее и недовольно смотрит на витражное окно бросающее ей на лицо разноцветные отблески.
– Сны, – ее голос хриплый, скребущий как у каркающей вороны отчего старуха прочищает горло, но продолжает говорить так же сипло – это то через что с нами говорят души наших предков. Что снилось тебе сегодня, а’сур3?
Она кряхтя подходит к кровати чтобы сесть на ее край. Расправляет складки своей длинной юбки на коленях и причмокивает тонкими испещренными морщинками губами.
Без стука в комнату входит послушница, ее лицо скрыто вуалью, а в руках она несет поднос уставленный маленькими плошками с различной едой. Мой взгляд цепляется за ее руки расписанные краской в замысловатые узоры. Но запах специй быстро заполняет собой комнату, вытесняя запах старой немытой плоти смешанный с ароматом сандала. Девчушка ставит поднос на пол и подходит к тафте чтобы взять с нее подушки и разложить их вокруг подноса. Ее движения отточенные и ровные, она и взгляда не поднимает на аблу Сайхэ.
Коротко кланяется, сложив руки перед лицом в молельном жесте, и спиной вперед покидает комнату плотно прикрыв за собой дверь. Дым от палочек дергается, катится по столешнице и переваливается за край, чтобы устремиться в сторону приоткрытого окна.
Абла Сайхэ кряхтя перемещается на пол, поджимает под себя ноги. Оглядывает расписные тарелочки и кончиками пальцев берет сухофрукт.
Я чувствую как голод противно ворочается и заставляет откинуть одеяло с ног. Босые ступни противно холодит мрамор, и я неуверенно сползаю на подушку подобно абле Сайхэ подобрав под себя ноги, оглядываю поднос с незнакомыми мне явствами.
Каждый раз на завтрак приносили какие-то новые блюда, отчего мне приходилось методом проб и ошибок выяснять отчего мне не станет плохо через какое-то время. Поэтому чаще всего я отдавала предпочтение сухофруктам. Нежели странным субстанциям вида пюре или супам из однородной массы со странными жирными плавающими кусками.
Старуха внимательно следит за моими медленными движениями и чему-то ухмыляется.
Не спеша беру в обе руки резной армуду с черной жидкостью, и от пара в нос ударяет букет специй отдаленно напоминающий бадьян с корицей. Но напиток по обыкновению оказался горьким и с каждым глотком проясняющим сознание. От него сердце бьется быстрее и по телу прокатывается волна жара. Еще один глоток живительной жидкости, и голова перестает гудеть и ворох мыслей словно отступает в самые темные закоулки сознания чтобы дождавшись момента снова вылезти на свет.
Я жую кислый сухофрукт и прокручиваю в голове сегодняшний сон. Не знаю стоит ли им делиться с аблой Сайхэ. Что-то внутри меня шепчет – она не достойный слушатель.
Старуха все считывает по ему лицу от чего улыбается. Она аккуратно ставит армуду на маленькое блюдце продолжая причмокивать губами, чтобы тут же вгрызться в спелый оранжевый фрукт. Сладкий красноватый сок стекает по ее дряблому подбородку, и это нисколько ее не смущает. Тягучие капли медленно скапливаются на подбородке в одну большую, растягиваются чтобы красной кляксой упасть на пол.