Синие пташки-пикушки (рассказы)
Шрифт:
Мы растерялись: наверное, действительно что-то мы не додумали, чего-то не так делаем. Дядя Прокоп лучше нашего знает, как грузди растут, на войнах побывал...
– Ну, вы не расстраивайтесь и духом не падайте. Нужно было, сынки...
– голос у дяди Прокопа почему-то дрогнул.
– Нужно с деревьев начинать, березы и осины сажать. Тогда, я вам скажу, точно вырастут любые грузди. Точно!
Прокопий Степанович поморщился, должно быть, раны разбередил, и медленно осел на почерневший пень спиленной березы. Он свернул цигарку, ловко высек кресалом искровые брызги на трутовник и затянулся табаком.
– Правее нашей избы, ребята, - ткнул дядя Прокоп клюшкой
– заблестел глазами дядя Прокоп. Никто и не тягался с ним на скачках, где уж Соловка обогнать! Да и умен, умен был жеребец! Иной человек меньше соображает... Хотя совсем не о том я вам расскажу. И пруд, и ключ, и сад вот весь этот - все от Ивана Григорьевича осталось. Только худые люди перевели его, сад-то. Берегом целая березовая роща стояла, тут и рябина, и черемуха, и калина, и смородина. Сосны тоже он вырастил, а в пруду развел рыбу. Не караси, а лапти ловились. Ну, а главное-то - грузди здесь росли, что те по добрым лесам. Прыснет дождик - Иван Григорьевич с корзиной за пруд. Смотришь, синявок несет или обабков. А опосля грузди - ступить некуда. Соседи смущались в сад заходить, хоть Иван Григорьевич приглашал. Тогда он что надумал: груздями одарял нас, а бабушку Федосью за руку насильно заводил. Состарела она, под девяносто подкатило ей, а по грузди любительница была ходить. Только куда ей в лес? Вот и меня дядя Ваня приучил к груздям. Своих-то детишек он не имел, меня заместо сына привечал.
– А когда он умер-то?
– вырвалось у Ваньки Устиньиного, стоило только Прокопию Степановичу замолчать.
– А?
– поднял голову и очнулся от чего-то своего, нам неизвестного. Не помер Иван-то Григорьевич. Белочехи его зарубили шашками.
Дядя Прокоп уперся на клюшку, поднялся на ноги и улыбнулся нам:
– Ладно, сынки, подамся домой. А вы запомните мой-то совет. И будут, будут расти грузди у вас.
Сколько не мочило потом, а на грядках не появились грузди. Зато осенью мы натаскали березок, осинок и смородины. Засадили весь берег пруда и снова поверили, если поднимется лес, станут расти и грузди. Лишь бы поправился здоровьем Витькин тятя. А грибная земля тоже не пропадет даром: в ней есть незримые семена груздей, и они сразу оживут вместе с лесом.
...Слякоть и холода опять свалили дядю Прокопа. И когда Витька не пришел в школу, мы сбежали с уроков к нему домой.
В настуженной избе тесно от народу. Из горницы причитали проголосно бабы, а у стола на лавке сидел без шапки председатель колхоза и свертывал цигарку за цигаркой. Взрослым было не до нас, и Витька на печи за трубой не видел и не слышал нас. И мы тоже оглохли, сели на нижний голбец и, не стыдясь друг друга, заревели. Давились, всхлипывали и, стуча зубами, шептали:
– Дядя Прокоп, дядя Прокоп, чо ты не дождался груздей, чо не дождался...
СИНИЕ ПТАШКИ-ПИКУШКИ
Суслик дернулся-вздрогнул и покорно затих у меня в руках. Он не бился и не царапался, а скосил на нас темно-синий глаз с нависшей слезинкой и ждал решения своей судьбы.
– Да живой ли он, папа?
– заволновался сын и осекся...
Песочная шерстка трепетала-мурашилась, словно вот-вот из груди зверька вырвется маленькое горячее сердце.
– Папа, суслик-то обмочился!
– снова ахнул Вовка.
– Сколько он страху натерпелся, - усмехнулся я и ослабил пальцы.
– Ну что с ним делать, сынок?
– Как чего? Отпустим!
– удивился Вовка.
– А ведь он вредитель.
– Ну и что. Чему здесь суслику вредить? Сам видишь, земля одна да сеянцы акации на питомнике.
– Будь по-твоему, помилуем!
– и я разжал пальцы.
Суслик рванул полем, высоко подкидывая круглый зад и смешную кисточку хвостика, непросохшего после струйки.
Что же, пускай живет... И не заступись за него сын, все равно отпустил бы его. Понимаю, вредитель он, а душа протестует. Нынче совсем редко услышишь птичий пересвист сусликов даже на поскотинах. С полей и распаханных степей сжили их грозные пахари-тракторы, того и гляди, останутся скоро по музеям серые от пыли чучела зверьков. Ну а зерна осенями остается в полях немало, хоть и молотят хлеба чудо-комбайны.
...Грызуны - вредители. И в школе и дома внушали нам когда-то, если разговор касался сусликов, и хвалили тех, кто больше всех наловит простодушных зверьков.
И мы начинали с забавы, а в войну перешли на промысел. Лишь "съедали" ветра и дожди жидкий снег на степи у деревни, а мы уже бродили ватагами и отыскивали жилые норы.
– Нашел, нашел!
– завопит кто-нибудь из нас, подскакивая у норы не столь от радости, сколько для согрева босых ног.
И загремят ведра на бегу, и начинаем мы таскать воду из лыв и болотин.
Эх, если бы с такой охотой поливали мы огуречные гряды!
Чего бы проще выманить из норы сухолюба-суслика - только не ленись, таскай воду, не давай ему опомниться. Ан нет! Оплошай, не ухвати вовремя, когда он мокрый очумело полезет из мутно-холодной дыры, - "заткнет" суслик ее задом и скорее задохнется-захлебнется, чем покинет нору. Хоть лей воду, хоть палкой тычь - не сдвинешь его, как норовистого быка.
Среди ребят прослыл я удачливым ловцом, и они освобождали меня от воды после двух-трех ведер, сажали сторожить суслика. Иные боялись, другие оправдывались, что, мол, бородавки по телу пойдут. А я навострился угадывать бульканье в норе и смело цапал сусликов даже за мордочки. Бывало, укусит зверек, но тогда еще сильней азарта и злости прибавляется...
Впитывала земля снежницу, и наступал самый трудный промысел.
Уже не оравой, а втроем - старший брат, дружок Осяга и я - вели мы ловлю пшенично-степных грызунов. Свивали петли из конского волоса и настораживали мелкие капканы, оставленные нам отцом.
– Добры отцы сусеки и лари хлеба заробили своим семьям, а наш всего и благословил оружья и капканы, - иногда, отчаявшись, ворчала мама.
Мы, однако, про себя не соглашались с ней. Хлеб мы давно бы съели, а ружье и капканы кормят нас круглый год.
Нет, не совсем уж и худой наш тятя, пусть сроду не домил так, как хозяйственные мужики. Всех младших братьев поочередно таскал он с собой по лесам и болотам. С возрастом они отходили от охоты и остепенялись, а тятя из всей Микитиной породы остался бродягой-охотником. А мы-то с Кольшей в тятю по нужде.
...Заготовитель дедушка Яков Иванович отоваривал шкурки сусликов, хомяков и водных крыс отрубями и даже желто-серым сахаром.
Как-то прибежали к сельповскому амбару, где заготовитель принимал у нас пушнину, и остолбенели у распахнутой двери. Дедушка доставал из сундука глиняные пикушки и каждой насвистывал. Синие пташки с красненькими пятнышками сбоку весело распевали из амбара, и нельзя было отнять глаз от голосистых игрушек.