Синий олень. Трилогия
Шрифт:
– Наверное, так со всеми бывает, – тихо проговорила Злата Евгеньевна.
Вздохнув, Людмила, провела по лбу рукой, посмотрела на своих слушателей и покачала головой:
– Сколько же я вам сегодня о себе рассказала – никому ведь прежде такого не говорила! Такое, наверное, можно только родным рассказывать, а родственников кроме вас у меня и не было никогда. Ну, вы выслушали – и обо мне, и о родне моей. Теперь сами судите, нужна ли вам такая сестрица.
– В одном, я понял, ты права, – задумчиво произнес Петр Эрнестович, – я ничего не смог бы изменить в твоей судьбе – ты слишком сильный и цельный человек, а такие всегда идут своей
– И я, – Злата Евгеньевна вновь ласково дотронулась до руки Людмилы. – Но то, что ты рассказывала о своих появляющихся телепатических способностях, очень интересно, и ты не одна такая. Сейчас начинают всерьез заниматься изучением этого вопроса – что, если и ты…
– Нет-нет, – Людмила торопливо качнула головой, – это не для меня. Читала я о всяких таких чудесах, где читают с завязанными глазами и вещи двигают, но половина из них, думаю, выдумки. Кому и вправду дано, тот не станет перед всем миром выпячиваться, потому что… Трудно объяснить, просто… наверное, не хочется, чтобы чужие люди этого касались – страшно. Да и ничего это не даст – с минуту, разве что, газетчики позабавятся. Что бабушке моей это дало? Ничего! Богатства не заработала, счастье свое не сберегла, от болезни себя не сохранила – чуть больше пятидесяти ей было, когда она от рака умерла. И тяжело ей было среди людей с таким даром жить – кому приятно с тобой дело иметь, если ты всю его душу нараспашку видишь. Мне вот кажется, что и Чехов тоже такой человек был – больно хорошо душу людскую понимал. Ему тоже боязно, наверное, было себя объявить, но у него был талант книги писать, а я… я в свою работу душу вкладываю.
– Но это очень интересно для науки, разве ты не понимаешь? – возразил Петр Эрнестович. – Тем более, что в твоем роду эта особенность передается через поколение. Хотя, если честно, у Сережи я ничего подобного не припомню. А ты, Златушка, можешь что-нибудь такое вспомнить?
– Нет, чем-чем, а чтением мыслей у нас Сережа никогда не славился, – улыбнулась та, – иначе у него не было бы столько проблем на личном фронте. Но, возможно, это передается только по женской линии.
– За Сережу не волнуйтесь, он свою судьбу нашел, – сказала Людмила. – С этой девочкой Наташей. Расписались они?
– Две недели назад, – улыбнулась Злата Евгеньевна. – Наташа рассказывала о вашей встрече, ты ей очень понравилась.
– Да, у нас с ними встреча странная, в общем-то, вышла. Мне до этого знакомая из Ленинграда звонила – сын у нее с девушкой сошелся, но потом там проблемы вышли и… короче, ребенка они не хотели. Поэтому я сначала подумала, что это они. Но как Сережа сказал, так у меня сразу все в душе перевернулось, и словно они оба мне изнутри видны стали. Я на них смотрю, и странно мне – чужие, вроде, а словно что-то их соединяет. Спрашиваю, невеста? Знаю, что нет, не невеста, но она ему даже возразить не дает – так вся к нему и тянется. И он тоже, хоть сам этого не сознает. Суженые, как в деревне говорят.
Злата Евгеньевна быстро взглянула на мужа, и тот, пожав плечами, вздохнул:
– Поживем – увидим. Слишком уж разница в возрасте у них большая – в будущем это может сказаться. Ну, ты ведь врач и понимаешь, о чем я говорю.
Людмила кивнула:
– Может. Только сейчас это его судьба. Потом, может, будет и другая, но вы тут ничего изменить не сможете, у него своя жизнь, а у вас своя.
– Да, конечно, – сказала Злата Евгеньевна с такой горечью, что муж с тревогой взглянул на нее и дотронулся рукой до колена:
– Златушка, нам, наверное, уже пора домой.
Людмила пристально смотрела на свою новую родственницу.
– Вам непроходимость ставили? – неожиданно спросила она.
Петр Эрнестович откинулся назад и на минуту прикрыл глаза, но жена его, ничуть не удивившись, просто и печально кивнула:
– Да. Где только не лечилась, но потом окончательно сказали – надежды нет. Да я и сама поняла, что не поправлюсь – как похолодает, так постоянно боли начинаются.
– Я недавно читала, заграницей сейчас новые методики разрабатываются – зачатие in vitro. Пока только на стадии эксперимента, правда, – задумчиво произнесла Людмила.
– Я тоже знаю, но пока это начнет практиковаться, пока до нас дойдет – мне уже почти сорок семь.
– Ну, это еще не поздно, я и у пятидесятилетних роды раза три принимала. Они кесарево делать боялись, так их главврач ко мне направлял – нормально родили и даже без разрывов обошлось.
– Нет, я уже перестала надеяться. У меня в последнее время уже и возрастные неполадки по женской части начались – головокружение, и прочее. Так что приходится смириться с неизбежным. Что ж, я хоть осталась жива, жизнь прожила, а другим девочкам-санитаркам из нашего полка и этого не довелось.
– Но почему вы ребеночка на воспитание не взяли, раз уж так?
– Я очень долго надеялась, хотела своего, – Злата Евгеньевна беспомощно взглянула на мужа.
Петр Эрнестович выпрямился, открыл глаза и с нарочитой веселостью воскликнул:
– У нас Сережка один десяти детишек стоил – столько энергии на его воспитание ушло. Сейчас уже у него самого детишки пойдут, так что у нас в доме будет весело. Антошку своего привози, они со Златушкой общий язык, кажется, нашли.
Голос его неожиданно дрогнул, и он замолчал. Людмила смотрела то на него, то на Злату Евгеньевну, но лицо ее оставалось все таким же безмятежным.
– Почему-то мне кажется, что в вашей жизни все должно измениться, – странным голосом сказала она и прижала руку к груди. – Не знаю, что, но чувствую. Хорошо, я вижу, вы больше не хотите об этом говорить – не будем. Я единственно, что еще хотела только сказать – вы с женскими неполадками, как вы говорите, на самотек не пускайте, потому что мало ли что.
– Я ежегодно прохожу профосмотр, пока все было в порядке, – Злата Евгеньевна сделала глубокий вдох и заставила себя улыбнуться: – А Антошка у тебя действительно очаровательный, ты не возражаешь, если мы как-нибудь еще раз зайдем к вам повидаться?
– Я гостям всегда рада, – вежливо ответила Людмила, но по ее непроницаемо спокойному лицу трудно было понять, насколько искренне она это говорит и что думает. – Но у врача все равно осмотритесь, потому что от профосмотра до профосмотра год проходит, а лицо у вас немного припухшее и бледноваты вы. У меня просто глаз наметанный, я потому говорю.
Петр Эрнестович внезапно забеспокоился:
– Златушка, возможно тебе действительно стоит заняться своим здоровьем, раз Людмила говорит. А если, например, мы по дороге домой заедем в Москву, то ты, Люда, могла бы осмотреть Злату?