Сирена (ЛП)

Райз Тиффани

Сатерлин рассмеялась, неискренне и невесело.

– Нет, - сказала она, не встречаясь с Истоном взглядом, - я больше не исповедуюсь.

– Тогда, что привело тебя в храм, если ты больше не практикуешь очищение души? Вера или просто ностальгия?

– Возможно, ностальгия по моей вере.

Пожав плечами, Нора снова рассмеялась.

– Я все еще верю. Это правда. Моя жизнь слишком благословенна, чтобы не верить. Разве что сейчас, делать это сложнее, чем раньше. Во всяком случае, с тех пор, как я оставила Сорена.

–

С ним было легче?

Сатерлин кивнула.

– Легко верить в Бога, когда каждое утро ты просыпаешься, зная, что тебя всецело и безоговорочно любят. Заслуга Сорена.

– Но, все же, ты от него ушла. Почему?

– Существуют только две причины, по которой можно оставить человека, которого любишь - это либо правильный шаг, либо единственный.

– Какой был у тебя?

Нора медленно выдохнула.

– Правильный. Я так думаю. А у тебя?

Повернув голову, Зак увидел образ Девы Марии с младенцем Иисусом на руках.

– Единственный. Я так думаю. Достаточно сказать, что нам с Грейс никогда не следовало быть вместе.

– Похоже на нашу с Сореном историю. Нам точно не следовало быть вместе.

– Почему?

Возможно, если Истон выяснит, по какой причине Нора ушла от мужчины, которого так сильно любила, он поймет, по какой причине от него отдалилась Грейс.

– У него были..., - Сатерлин остановилась, по-видимому, подыскивая правильные слова, - другие обязательства.

– Он женат?

Подняв руку, Нора прикоснулась к своей шее. Истон проследил за ее взглядом, устремившимся на маленькую железную фигурку Иисуса, распятого на кресте.

– Можно и так сказать.

Вернувшись из своего забытья, она снова посмотрела Заку в глаза.

– Пойдем. Вернемся домой, и ты сможешь глянуть на мои новые главы.

Она протянула Истону руку, и он позволил поднять себя с места. Но Сатерлин этим не ограничилась. Она притянула Зака прямо к себе, оказавшись с ним лицом к лицу, их тела находились на расстоянии тонкого волоска. Нора посмотрела вниз, затем снова подняла взгляд.

– Боже мой. Нет места даже для Святого Духа.

– Вы неисправимы, мисс Сатерлин.

Улыбка Истона сникла, когда под ее глазами он заметил темные круги.

– Выглядишь уставшей. Ты не спала?

– Я в порядке. Правда, всю ночь просыпалась каждый час и проверяла состояние Уесли. Знаешь, у меня стоит внутриматочный контрацептив, поэтому мне никогда не придется убеждаться "дышит ли малыш"? Это совершенно несправедливо.

– Внутриматочный контрацептив... значит, ты грешная католичка?

– Противозачаточные средства - последнее, о чем я беспокоюсь, отвечая перед священником, - сказала Нора, сделав шаг назад, - я делаю так, как предписывал Мартин Лютер - грешу смело.

Спустившись по лестнице, Зак последовал за Сатерлин мимо рядов скамей к боковому входу, которого не заметил, когда входил. За этой дверью располагалось помещение,

где Нора оставила свое пальто.

– Грешникам надлежит пользоваться боковой дверью?
– спросил он.

– Тогда бы нам всем пришлось пользоваться боковой дверью. "Потому что все согрешили и лишены славы Божией". К римлянам 3:23.

– Эротическая писательница, цитирующая Библию - да ты сущий оксюморон, - сказал Истон.

– А иногда и сосущий шлюхаморон, - подмигнула ему Сатерлин.
– Если хочешь знать, Сорен говорил, что католицизм - идеальная религия для исповедующих СМ.

– Почему?

Нора открыла рот, потом закрыла, словно хотела что-то сказать, но передумала.

– Не говори - показывай, - сказала она и взяла Истона за руку.

Вернувшись в святилище, они прошли через другую дверь на противоположной стороне, приведшей их к длинному коридору. Стены этого места были обвешаны обрамленными картинами из библейских сцен. Справа изображались явления из Танаха - те, которые Зак помнил с детства, когда учился в еврейской школе. Среди них Истон узнал Рут и Наоми, Лестницу Иакова, Переход через Красное море. Слева были развешаны картины из Нового Завета - образы гораздо менее ему знакомые. Доведя Зака до тупика, Сатерлин остановилась возле картины, висевшей третьей от конца.

– Это - моя любимая, - произнесла Нора, все еще держа его руку в своей, - "Се, человек", Антонио Чизери. "Возьмите Его вы, и распните; ибо я не нахожу в Нем вины".

– Немного выцвела. Это из "Распятия?"

– Из "Страстей". Это момент демонстрации Христа неумолимой толпе.

– Ах, да. Когда мы, кровожадные евреи, убили Иисуса, правильно?

Улыбнувшись, Сатерлин замотала головой.

– Шутишь? Иисус отдал свою жизнь за грехи бренного мира. Любой, когда-либо живущий на земле, приложил руку к его убийству.

Сделав паузу, Нора грустно улыбнулась.

– И я его убила.

Истон молча рассматривал картину, пораженный выбором художника, отдавшего предпочтение столь ярким цветам для столь тяжелой сцены.

– Знаешь, у Сорена имеется необычайно сложная теория в отношении Святой Троицы. Отец ниспослал страдания и унижения, Сын покорно им подчинился, а Святой Дух наделил Христа силой, чтобы достойно их принять.

– Твой Сорен кажется... интересным, - отозвался Истон, пытаясь быть дипломатичным.

– Он никогда не был моим Сореном. Это одна из истин сабмиссива. Я принадлежала ему, но он никогда не принадлежал мне. И, да, Сорен интересный. Он самый заботливый садист, с которым бы тебе посчастливилось встретиться.

– Но ты любила его?

– И я любила его, - поправила Сатерлин,

– Сорен говорил, что Иисус - единственный человек, когда-либо даривший ему чувство смирения. Он усмиряет и меня.

– Сорен или Иисус?

Нора не ответила и, отпустив руку Истона, шагнула к изображению.