Сирена
Шрифт:
Раздражение Миаки и Элизабет сменилось тревогой. Если бы мне требовались еда или сон, вряд ли я бы вспомнила о них самостоятельно. Я начала желать смерти, поскольку не знала, сколько еще смогу выносить боль. Если бы я считала, что Океан согласится, я бы попросила забрать мою жизнь. Она всегда отказывала мне в том, что я хотела больше всего на свете.
Миака снова начала рисовать. Однажды, работая над красивым видом города, она попросила меня посидеть с ней.
– Я беспокоюсь за тебя, – сказала она.
– Почему? Со мной все в порядке, – солгала я.
Я так привыкла надевать маску, что никак не могла бросить это занятие. Даже сейчас, когда прекрасно понимала, что сестры видят меня насквозь.
– Не думаю. Ты сама на себя не похожа. Раньше ты много смеялась, с удовольствием занималась чем-то. Теперь ты прячешься. Словно, куда бы мы ни поехали, тебя тянет в другое место.
Она даже не представляла, как близки к правде ее слова.
– Прости. Знаю, что со мной сейчас неинтересно. Просто у меня многое на уме в последнее время.
– Кэйлен, прошло девять месяцев. Может, уже пора попрощаться со своей подругой? Я знаю, ты не умеешь рисовать, но если ты сделаешь что-нибудь для Джиллиан, то почувствуешь себя лучше.
Миака неверно истолковала причину моего горя, но она хотела мне добра. Несмотря на то что я ужасно вела себя в последнее время, она пыталась мне помочь. Как я могла ревновать к ней?
– Попробую, – пообещала я.
Затем присела перед большим холстом. Его размеры меня угнетали. Сначала я попыталась думать о Джиллиан. Но мне хотелось, чтобы творение получилось честным. Я всегда считала, что лучшие произведения искусства искренни. Так что я думала об Акинли. Все, что я ухитрилась нарисовать, – это листья. Холст покрывали падающие листья всех цветов радуги, некоторых из них не существовало в природе. Работа заняла около двух часов, потому что Миака выделила мне очень большой холст. Но когда я закончила, картина выражала то, что я хотела.
Перемены. Смерть. Красота. Тайна. Моя загадочная история.
Миаке понравилось. Картина принесла мне такое облегчение, что я нарисовала еще одну. И еще. Я начала создавать узоры из листьев. На одной картине я спрятала в них прекрасные голубые глаза. На другой, с краю, притаился пухлый листочек – дань будущему ребенку, о котором я теперь мечтала.
Конечно, мои творения и рядом не стояли с талантом Миаки, но мне нравился процесс. Впервые за долгое время мне полегчало. Возможно, потому, что я наконец-то смогла выразить кипящие внутри мысли.
Миака создала около десятка работ и собиралась устроить выставку в художественной галерее. Она спросила разрешения взять мои картины. Не знаю, как она ухитрилась все организовать, не разговаривая. Поразительно, на какие поступки толкает нас страсть. У меня не было ни желания, ни возможности хранить свои рисунки, так что я отдала их в полное распоряжение сестры и сказала, что она может делать с ними что пожелает.
Она продала их все до единого.
Я даже не знала, что выставка проходит в пользу малообеспеченных французских художников. Впервые в жизни я заработала деньги. Десятки тысяч, наличными. Я прижимала банкноты к груди, как ребенка. Меня обуревала гордость, что грусть принесла неожиданные плоды. Я благодарила свою музу – красивую, далекую музу – за то, что он не покидал моего сердца.
Куда потратить все эти деньги? Надо пустить их на что-то значительное.
Прошел май.
Я молча строила планы. Часть из них заключалась в том, чтобы продолжать рисовать и показать Миаке, что я стараюсь забыть о смерти Джиллиан. Я рисовала не только листья, но другие картины не приносили мне особой радости. Из семи продалось только две. Когда Элизабет нашла ночной клуб, где мы никогда не бывали, я нарядилась и танцевала на затянутом дымом подиуме. Если сестры что-то предлагали, я подхватывала идею. Я стала такой же покладистой, как раньше, если не более. Пыталась сама придумывать небольшие приключения. Конечно, предложенные мной выходки не могли сравниться с фантазией Элизабет, но сестры радовались попыткам. Мне надо было лишь постараться.
Я начала снова разговаривать с Океан, не упоминая Акинли. Рассказала Ей о картинах, и что они имели успех на выставке Миаки. О заработанных деньгах я умолчала, также не стала говорить, что рисую только листья. Я научилась хранить свои мысли в тайне. Если дать себе волю, Океан что-то заподозрит. Рассказывала о веселых соревнованиях, которые мы устроили в Эйфелевой башне, чтобы посмотреть, кто первый добежит до верхушки. Как ни странно, победила Миака. Я старалась выглядеть спокойной и вежливой, в достаточной мере энергичной. Вела себя послушно. Послушание всегда помогает.
Океан радовалась, что я прикладываю усилия. Я снова становилась той девушкой, которую Она решила пощадить. С Ее точки зрения, это лучшее, на что Она надеялась. Но тем не менее Она напомнила, что все равно не отнесет меня к Акинли.
– Не волнуйся. Я не собиралась просить.
Наступил июнь.
Глава 14
Июнь принес с собой ощущение надежды. Обычно с приходом лета меня одолевала грусть, потому что в июне я стала сиреной. Отправилась в последнее путешествие и потеряла свою семью.
После ухода Мэрилин я перестала придавать значение датам, но по-прежнему считала июнь временем перемен, а заодно зарубкой, отсчитывающей прошедшие годы. В этот месяц я вспоминала, почему изначально согласилась на вторую жизнь. Думала о том, чего хочу. Сейчас я хотела лишь одного и собиралась это получить.
Мне придется проделать много предварительной работы. Правильно сыграть свою роль. Много лет я жаловалась, что приходится разыгрывать из себя обычного человека, но сейчас опыт мне пригодится.
С сестрами я улыбалась. Исполняла все, о чем меня просили. Когда становилось тяжело, я думала о конечной цели. План ясно вырисовывался у меня в голове. Я выжидала подходящий момент: чтобы Миака или Элизабет устали от Парижа.
Они заскучали в середине июня.
Я сказала, что у меня есть идея. Надо потратить заработанные деньги, поскольку я все равно не могу отложить их на будущее. Почему бы нам не устроить грандиозное приключение? Мы могли бы сделать то, за чем обычно обращались к Океан, но на сей раз обойтись без Ее помощи. Элизабет тут же навострила уши.