Сирена
Шрифт:
– Да, это так.
Истон умолк. Он ждал и смотрел, как Нора Сатерлин откинулась в кресле, изучая его своим обескураживающим взглядом.
– Итак..., - начала она, - насколько я поняла, я вам не нравлюсь. Что, по крайней мере, говорит о вашем хорошем вкусе в отношении женщин. А также о том, что вы обо мне наслышаны. Я такая, какой вы ожидали меня увидеть?
Зак смотрел на нее еще секунду. Последние три автора, с которыми он работал, были мужчинами, в возрастном диапазоне от шестидесяти и выше. Он никогда не видел ни одного из них в пижаме. И
– Вы ниже.
– Спасибо Богу за каблуки, вы так не думаете? И каков вердикт? Жан-Поль сказал, что он предоставил вам полный контроль над книгой и надо мной. Прошло уже много времени с тех пор, как я позволяла мужчине над собой командовать. Мне этого даже где-то не хватает.
– Вердикт еще не вынесен.
– Значит, на рассмотрении. По мне, уж лучше пересмотр.
– Вы очень умны.
– А вы очень красивы.
Зак поерзал в своем кресле. Он не привык к флирту со своими писателями. Хотя, она не была одним из тех авторов, с которыми он обычно работал.
– Это был не комплимент. Ум - последнее спасительное средство дилетантов. В книгах я ищу глубину, страсть, сущность.
– Страсть у меня есть.
– Страсть, отождествляемая не с сексом. Признаю, ваша книга оказалась интересной, совсем не без достоинств. В определенный момент, под всеми этими описаниями плотских утех, я уловил звук сердечного ритма.
– Однако, мне слышится "но".
– Но пульс оказался нитевидным. Сюжет на грани смерти.
Посмотрев на Истона, Нора отвела взгляд. Он видел это и раньше - поражение. Зак, как и планировал, напугал ее, но задумался, почему это не принесло ему ожидаемой радости.
– Смерти...
Сатерлин снова повернулась к нему. Теперь ее глаза искрились чем-то новым.
– Сейчас канун Пасхи – Вознесение.
– Вознесение? Неужели?
– произнес Истон, впечатленный ее упорством, - через шесть недель я перевожусь в Главный Издательский Дом Лос-Анджелеса. Этого срока мне будет недостаточно для участия в каком-нибудь достойном или ценном проекте. Но шесть недель - все, что у меня есть.
– Вы только что сказали, что этого времени недостаточно...
– Но это все, чем я располагаю. Управитесь за шесть недель, и книга пойдет на публикацию. Если нет...
– Если нет, она вернется в мусорную корзину автора всякого мусора, правильно?
Зак уставился на нее в оглушающей тишине.
– Жан-Поль Боннер - первый сплетник в издательской индустрии, мистер Истон. Он сказал, что вы обо мне думаете. И добавил, что, по вашему мнению, меня ждет провал.
– Я в этом совершенно уверен.
– Но если вы мой редактор, то мой провал потопит и вас.
– Я еще не ваш редактор. Я ни на что не соглашался.
– Согласитесь. Так почему вы оставили преподавательскую деятельность?
– Оставил преподавательскую деятельность?
– Вы же были профессором Кембриджа, так ведь? Довольно приличная работа, особенно для такого молодого специалиста. Но вы
– Десять лет назад, - произнес Истон, пораженный тем, как много Нора о нем знала.
Как, черт подери, ей удалось узнать про Кембридж?
– Так почему...
– Почему вас так интересует моя личная жизнь, ума не приложу.
– Я кошка. А вы блестящий предмет.
– Вы невыносимы.
– Так и есть, не находите? Кто-то должен меня отшлепать.
Сатерлин вздохнула.
– Что ж, а вы редкостный придурок. Без обид.
– А вы пара-тройка слов, которые мне неудобно произносить вслух.
– Я бы попросила вас их озвучить, но обещала Уесли, что не позволю вам со мной флиртовать. Но я отвлеклась. Скажите, что не так с моей книгой. Только говорите медленно, - сказала Нора, расплываясь в широкой улыбке.
– У вас весьма оптимистичное отношение к редакционному процессу. Что вы ответите, если я скажу, что вам необходимо вырезать от десяти до двадцати страниц, которые для вас являются живым, бьющимся сердцем вашей книги?
В течение долгой минуты, Сатерлин не проронила ни слова. Отведя взгляд от Зака, она, словно, потерялась в небытии. Истон наблюдал за тем, как Нора медленно вдыхала через нос, задерживала дыхание, затем медленно выдыхала через рот. После, она устремила на Зака взгляд своих таинственных, зеленых глаз.
– Отвечу, что когда-то вырезала живое, бьющееся сердце из своей груди, - произнесла Сатерлин голосом, лишенным прежнего легкомыслия, - я пережила ту ампутацию. Переживу и эту.
– Могу я спросить, почему вы так решительно настроены работать именно со мной? Я навел справки, мисс Сатерлин. За вами носится безумный фанат, который раздобыв номер вашего телефонного счета, умудряется на него онанировать.
– Кроме того, я очень популярна во Франции.
Зак сжал челюсть, ощутив первые признаки надвигающейся мигрени.
– Разве ваш "практикант" не говорил, что вы, в конечном итоге, успокоитесь?
– Мистер Истон, - начала Нора, откидываясь на вращающемся кресле, и кладя свои ноги на рабочий стол, - я спокойна.
– Чего я и боялся, - Зак поднялся, собираясь уходить.
– Эта книга, - начав, Сатерлин остановилась.
Она спустила ноги со стола, и, перекрестив их, устроилась в своем кресле. На мгновение, Нора показалась очень серьезной и, вместе с тем, очень молодой.
– Что с ней?
Сатерлин отвела взгляд, по-видимому, в поиске подходящих слов.
– Она... для меня много значит. Это не очередной сборник пошлых историй. Я обратилась в Главный Издательский Дом, потому что с этим романом мне нужно все сделать правильно.
Снова встретившись с Заком взглядом, она без тени легкомыслия или веселья, произнесла, - Пожалуйста. Мне нужна ваша помощь.
– Я работаю только с серьезными писателями.
– Я не серьезный человек. Я это знаю. Но я серьезный писатель. Писательская деятельность - одна из двух вещей в моей жизни, к которым я отношусь с предельной серьезностью.