Сиреневая книга. Часть 1
Шрифт:
А это не юмор, не сатира. Это формирование нового мышления. Обладая которым люди уже будут ржать, услышав профессию фрезеровщик или полярник. Так как она ассоциируется у них с гомосексуалами. Вдумайтесь! Не балерун, не актер, даже не парикмахер, а полярник и фрезеровщик! Это для нетолерантных, так сказать.
А пидоры голубой ниткой ползут через все передачи. И к месту, и не к месту. Навязывая свое. Это их сейчас в рамках и шифруются, а вот отменят статью за мужеложество и понеслось! В прогрессии. Такое ощущение, что они как зомби, укусили, и тот тоже из нормального становится...таким
Короче, сначала они застолбили голубой цвет, и всё с ним связанное... стало как бы двусмысленным: голубой вагон, голубой огонёк, голубой щенок. Голубое небо как-то еще держалось, а вот "голубые дали" и "голубые ели" слышались уже как репортажи из жизни педерастов... с голубого экрана. Странно зазвучали гайдаровские "голубая чашка", "голубая страна" и Гейка из "Тимура и его команды. Гейка? Оне ж гэи стали называться, а не говномесы.
Когда с этим всем почти уже смирились, выяснилось, что с розовым цветом то же... не все в порядке. А вот претензии на всю радугу стали уже совсем несмешными. Уже бесить ведь начало. И все равно у них получилось. Скажем, в отель под радужным флагом я бы не вселился. На всякий случай. А то вдруг и понравится? Шучу, тьфу три раза. Мы нормальной ориентации.
Дошло ж до того, что родители радовались, увидев сына с какой-нибудь замухрышкой в юбке: слава тебе, господи, хоть все нормально. Дети ж у большинства росли в интернете. Да не в интернате, а в интернете, в сети компьютерной с комфортным доступом ко всем оттенкам извращений. А проникновение этой нечисти было очень агрессивным. Еще б немного, и на математике дети задачи решали бы, типа: "Три гея пригласили двух трансвеститов"
Выражение "это мой друг" у мужчин стало двусмысленным, и так предпочитали не изъясняться.
Я думаю, что многие профессии и занятия потеряли бы романтический флер, если называть все своими именами. Благо русский язык богат на точные определения. Не киллер, а убийца. Не рэкетир, а вымогатель. Не гей, а педераст-мужеложец. Не менеджер, а приказчик. И так далее. Я не против заимствований, пусть уборщица называется красиво, но не надо прятать суть вредных для общества течений. Сейчас это еще понимают, а вот скоро начнется то, о чем я говорю.
Глава 2
2 . Политинформация.
– Наша задача - сделать размер потерь неприемлемым для противника. Но, следует учитывать и определенную виртуальность этих цифр. Простой пример: в событиях на Украине потери долгое время замалчивались и маскировались. Не было официальной огласки реального количества двухсотых и трехсотых. А это, десятки тысяч. Плавно перерастающие в сотни их же. Но грамотно спланированный информационный шум дезавуировал заслуживающие внимания источники. Убили сто, напишут двое. И все верят, потому что хотят в это верить. Именно поэтому, важен фактор информационной войны.
– Погоди ты, -
Мужик покупает в продовольственном магазине батон колбасы. Он может и не знать, что такое колбаса на самом деле Он также не знает, из чего сделан купленный им продукт, и является ли он колбасой в ее настоящем значении.
Но он, собака, и не удосуживается сделать элементарный анализ, то есть залезть в интернет, найти информацию достоверных экспертов, сопоставить с написанным на этикетке купленной им "колбасы" содержанием, подумать о последствиях употребления, сдать её, в конце концов, на анализ в лабораторию и получить соответствующее заключение.
Он не хочет этого делать, его устраивает вкус, он "сам обманываться рад", ему чихать на последствия, он может сказать своей любимой женщине: "Дорогая, я купил чудесной колбасы!".
Вряд ли он станет покупать продукт с названием "Колбасный продукт, сделан для Вас из канцерогенов и говнища". Люди, увы, предпочитают легкий путь неправды, и верят в нарисованную для них картинку. Хотя зачастую все понимают. Чечен, я что-то не то сказал? Ты чего лыбишься, вайнах хуев?
– Да грустно мне, - вздохнул тот,- и колбасы теперь хочется. Любой. Я даже читать не стану из чего она. Хоть из чего. Ты, в другой раз, с приятными примерами поаккуратнее... Лучше с неприятными. Запутал только, и так понятно было, что мало уничтожить, надо еще всех в этом убедить. Что мы победили. А не нас.
– А по сути?
– строго спросил Ходырев,- ты же понимаешь, что война выигрывается уничтожением и сдачей противника?
– А по сути... по сути ты прав. И не прав. С муслимами это не проканает. Они за числом не постоят, и от больших потерь не расстроятся. Там люди под верой, другие принципы. И слова здесь столько не значат. Никто в слова не верит, только что про это говорили. В силу? Да. В лавэ? Да. Власть, цацки, прижизненные привилегии для понтов? Обязательно. Что-то еще? Может быть!
– Возражу насчет принципов, - снова вклинился Наглер, - там одно название. Для спонсоров. А воюет полный интернационал. Как, впрочем, и у нас. Только шибко сознательных там... на раз гасят. Что, Рамиль?
– Интернационал интернационалу рознь. У них больше половины пришлые, причем издалека, а у нас почти все местные. И загорелых нет. Кроме Мамбы со станции. Да и Мамба, по большому счету, местный - уже двадцать лет здесь, с его слов. А там половина личного состава русского не понимает.
– Суч муч?- усомнился Чапа у Наглера.
– Хум хау, фак-перефак!- отвечал тот, - все тебе хиханьки, да хаханьки, - и муслимами их погонять по большому счету некорректно. Поддержка у них вполне себе крестоносная. У нас, пожалуй, любителей курултая побольше будет раза в два.
– Ты еще любителей учпочмаков скажи, - усмехнулся Рамиль, - тогда можешь смело весь личный состав в муслимы записывать.
– Ну, я вообще все ем с удовольствием, - сказал Чапа, - хоть бигмаки, хоть эчпочмаки. Самсу могу кока-колой запивать. И кто я теперь? Космополит?