Сирены
Шрифт:
– Вот видишь? – его тон сделался мягче. – Ты такая же, как и все остальные. Об этом тебе не следует также забывать.
Теперь он уже обращался к ним обеим.
– Слуг больше нет, – в голосе Эль-Калаама прозвучала ирония. – Они выполнили свою миссию и лишилась жизни в назидание остальным. Возможно, мысль об их судьбе добавит вам здравомыслия. – Он огляделся по сторонам, давая понять, что слова относятся ко всем пленникам. – Те из вас, кто прислушаются к голосу разума, могут выжить. – Его интонации приобрели стальной оттенок. – Прочие же, не прислушавшиеся к
– Впрочем, довольно о грустном. Время идет и у меня в животе уже урчит от голода. Вы двое, – он указал на Хэтер и Сюзан, – будете готовить и убирать за всеми. По крайней мере, с этим вы сможете управиться, – добавил он ворчливым тоном. – Но, – продолжал он, взяв Сюзан за запястье, – нам придется снять это, не так ли? – Он стащил золотой браслет с ее руки. – Разве можно заниматься обычной домашней работой, когда на руках у тебя целое состояние? – Он сдернул с пальцев Сюзан по очереди все кольца быстрыми движениями, каждое из которых сопровождалось ее слабым полузадушенным вскриком.
Перевернув ее руку ладонью вверх, Эль-Калаам вновь улыбнулся.
– Не привыкла ходить такой раздетой, а? Ничего, теперь у тебя будет достаточно времени потренироваться.
– Что будет со всеми этими украшениями? – поинтересовался Кен Рудд. – Разделите между своими ребятами?
– Ради всего святого, – лицо Томаса густо покраснело. – Ты еще ничему не научился! Прикуси свой длинный язык, и ничего не...
Стиснув зубы, Рудд повернулся к боссу.
– Если ты не прекратишь свои причитания, клянусь богом, я вышибу тебе все зубы.
Томас побледнел, затем его лицо вспыхнуло. Он огляделся вокруг и, заметив, что все заложники смотрят на него, расправил плечи.
– Не смейте разговаривать со мной в таком тоне, Рудд. Своим положением вы обязаны исключительно мне! Неужели у вас нет ни капли благодарности? Я позабочусь о том, чтобы вы с треском вылетели из дипломатического корпуса за открытое неповиновение начальству.
– Я тоже позабочусь кое о чем, – хладнокровно парировал Рудд, – если мы выберемся отсюда. Вы грязный трус, Томас, и президенту должно быть об этом известно.
В это мгновение к ним приблизился улыбающийся Эль-Калаам.
– Могучему американскому орлу повыщипали перья! – он рассмеялся. – Однако юноша заслуживает ответа на свой вопрос. – Эль-Калаам взвесил на ладони драгоценности. – Все это не предназначается ни для кого в отдельности и пойдет на помощь народу Палестины в борьбе с сионистскими преступниками.
– О, да, – вступил в разговор Мишель Эмулер. – Это речь истинного революционера. Эль-Калаам обернулся к нему.
– Совершенно верно, таковым я и являюсь, – он опустил руку на плечо юного атташе. – Я вижу, вы кое-что понимаете, месье, а? Я не ошибаюсь.
– Я понимаю стремление палестинцев вернуть себе родину, – Эмулер кивнул. – Французы не любят израильтян.
– Нет, – ответил Эль-Калаам. –
Вдруг, откуда ни возьмись, в его руках очутился нож, и через пару мгновений руки молодого француза оказались свободными.
– Я думаю, так вы принесете больше пользы, чем связанный. – Рука Эль-Калаама по-прежнему лежала на плече у Эмулера. – Я хочу, чтобы вы просто поговорили с этими людьми, мой друг. Расскажите им о революции и свободе. Евреи, – продолжил он, – евреи...
– Да, да, да, Эль-Калаам, – перебила его Рейчел. – Мы все видим, как это происходит. Все, на что ты способен – пользоваться ненавистью, засевшей глубоко в душе у каждого. Любой еврей знает, что это такое, когда все вокруг против тебя. И здесь ситуация та же самая. Ничто не меняется в этом мире.
– Паранойя всегда была присуща евреям, – заметил Эль-Калаам. – Как я погляжу, ты также не исключение из правил.
– Мне кажется, ты путаешь паранойю и чувства людей, всегда подвергавшихся преследованиям, – ответила Рейчел. Однако Эль-Калаам пренебрежительным жестом отмахнулся от ее слов.
– Рита, – приказал он, – отведи женщин на кухню, чтобы они могли приготовить нам что-нибудь. Фесси, возьми, м-м, молодого американца и англичанина. Пусть они снимут с петель дверь в ванной, и тогда мы устроим парилку, понял?
Когда женщины, направляясь в кухню, проходили мимо Рейчел, та прикоснулась к плечу Хэтер.
– Мужайтесь, – успела только произнести она, прежде чем Малагез отдернул ее в сторону.
– Одни слова, – заметил Эль-Калаам.
Рита ткнула Хэтер в поясницу дулом автомата.
– Пошевеливайся, – сказала она, – иначе он посадит тебя в парилку, и ты горько пожалеешь об этом.
Серебристый «Мерседес» Дайны плыл в сгущающихся сумерках, точно паря над городскими крышами: внизу под дорогой простирался один из самых больших пригородов Лос-Анджелеса. «Если б я была в Нью-Йорке, – подумала она, – то взмыла бы на лифте со скоростью звука на самый верх „Всемирного торгового центра“, и оттуда бы стала разглядывать почти такие же далекие, как звезды, мерцающие огоньки на западе, тянущиеся от Хадсона в сторону полей Нью-Джерси, а на севере, мимо небоскребов, к вечному облаку дыма над Гарлемом».
Она не могла вернуться в свой пустой дом, где даже уже запах был чужим для нее. Рубенс уехал в Палм-Спрингс по делам, и хотя он приказал Марии впустить Дайну, у нее не имелось ни малейшего желания блуждать по его особняку в одиночестве.
Машинально она свернула на запад и помчалась вдоль освещенных автострад в сторону Лос-Феникса. Наконец она добралась до бульвара Сансет, очутившись в четырех кварталах к востоку от театра Хантингтон-Харфорд. Не думая о том, что делает, она свернула налево, направляясь к Ла-Сиенга, и, очнувшись, обнаружила, что остановилась возле здания студии «Лас-Пальмас Саундкордерс», где репетировали, готовя материал для нового альбома, Крис и его группа.