Сириус Б
Шрифт:
Следом за лидером, почему-то спиной вперед, бежал старый бурый медведь необычного красноватого окраса. Вместо номера, на его полотнищах было изображено некое подобие мексиканской ступенчатой пирамиды. Такие изображения, Эмилий видел когда-то в проспекте одной московской туристической фирмы, но внимание привлекало даже не это необычное изображение, а техника бега удивительного лыжника.
Дело в том, что лыжи второго номера имели подвернутые с обеих сторон концы, что и делало бег спиной вперед в принципе возможным. Если бы такой вот бегун решил вдруг побежать в противоположном направлении,
– И устойчивость просто замечательная, и лыжами снег не загребает. Правда "лыжню!" из такого положения не выкрикнешь - могут не так понять. Да ему это, видать, и не шибко нужно". Эмилий даже быстро придумал этому атлету подходящий спортивный псевдоним - "Задомнаперед". Как оказалось, "Задомнаперед" не только бежал, но еще и тихо бормотал на ходу, похожие на пионерские считалочки стихи. Из-за большой скорости перемещения, Эмилию удалось разобрать всего несколько строчек:
Верните народам землю,
Верните народам воду,
Верните народам воздух,
Огонь верните народам,
Верните народам науку,
Здоровье верните народам,
А брильянты оставьте себе,
Себе, себе, себе, все - себе,
Оставляйте брильянты себе!
Подкрышен ничего не понял, но он уже чувствовал себя самым настоящим зрителем и болельщиком этой увлекательной гонки и сразу же переключил внимание на третьего лыжника. Если первые участники гонки, пробегая мимо, не обратили на Эмилия никакого внимания, то этот бегун сразу же, еще издалека, уставился на него широко открытыми блестящими глазами миндалевидной формы и громко зарычал:
– Чего уставился, подонок?! Настоящего гималайского медведя никогда здесь не видал, идиот?!
Подкрышену доводилось раньше видеть гималайских медведей, но, конечно же, не настолько примечательных. Во-первых: этот медведь был обут в чисто вымытые кирзовые сапоги, которые крепились к лыжам довольно сложными приспособлениями; во-вторых: на груди гималайского медведя-грубияна развевался рекламный плакатик с изображением стоящего прямо то ли сокола, то ли ястреба. Правым крылом ястреб приобнимал роскошную полуодетую красотку, а левым прижимал к себе большую бутылку водки с изображением другого - высоко парящего ястреба.
– Почему же не видал?
– сказал Подкрышен, приосаниваясь и одергивая фуфайку.
– Видал. И неоднократно. Хамить только не нужно, хорошо?
– Так побежали с нами, шизоид!
– весело крикнул медведь.
– Чего на месте-то дубом стоять без толку? Так и ведь и свое мурло отморозить можно. Не добежишь, так хоть согреешься!
– А куда вы все бежите?
– Мы все бежим штурмовать местный Олимп - горный пик имени Иоанна Четвертого!
– Ага, - сказал Подкрышен.- Так вот оно что. Но я же без лыж за вами не поспею. Или я чего-то не понимаю?
Но гималайский медведь его уже не слушал - громко хлопая своими лыжами, он резко прибавил темп и бросился на штурм небольшого пологого подъема, сильно сократив этим броском расстояние до бормочущего красного медведя.
В группе преследования тройки лидеров, Эмилий не заметил ничего интересного. Привлекали внимание только три молоденьких медвежонка, которые использовали для гонки одну пару лыж, да высокий пожилой медведь на худых подагрических лапах, морда которого была украшена пенсне и прикольной бородкой-клинышком.
Карапузы смешно отдувались чуть ли не на каждом шагу и кричали друг на друга, изо всех сил пытаясь хоть как-то согласовать движения своими нижними лапами, а к их лыжным палкам были примотаны фанерные щиты с непонятными надписями. На левом щите было написано: "Кировлес не обеднеет!", а на правом: "Москволес не устоит!". Сначала Эмилий хотел обратиться к медвежатам, но те так пыхтели, что он передумал, и обратился к пожилому медведю в пенсне:
– А подскажите, пожалуйста - какой у этой гонки главный приз?
– Рабочее кресло Иоанна Четвертого, - сказал медведь, приостанавливаясь и поправляя нагрудник с надписью: "Есть и такая партия!". После этого он поправил пенсне, осторожно и деликатно высморкался в снег и побежал нагонять остальную процессию, крикнув через плечо.
– Но и остальные призы тоже весьма недурны-ы-ы!
Только когда лыжники удалились на достаточное расстояние, стало заметно, что над ними кружится большое количество то ли темных белок-летяг, то ли огромных плоскоголовых филинов, то ли черт знает чего еще.
– Зачем мне такое кресло?
– сказал Эмилий, пожимая плечами.
– А и верно, Миля!
– воскликнул Митроха, протискиваясь в очередные березовые ворота.
– Пойдем лучше дальше. Для чего нам сдалась вся эта беготня? Пущай сами соревнуются. Да и не видел я в этом урочище никаких олимпов с креслами этого самого Николая Четвертого.
– А долго нам еще?
– устало спросил Подкрышен, подбрасывая повыше сидор.
– А то я от всего этого хоровода уже устал. Да и кушать чего-то хочется.
– Скоро-скоро, - говорил Митроха, быстро удаляясь.
– Нам осталось только Гадючью Падь перейти, а там уж Небесная Заступница обо всем позаботится.
– Здесь и Гадючьи Пади имеются?
– спросил Эмилий опасливо.
– А как же?
– удивленно воскликнул Митроха.- Чтоб здесь, да без падей обошлось? Хорошо еще, что сейчас для гадюк не сезон, а то бы мы в два раза дольше к знающему человеку пробирались. А мы ведь и без всяких гадюк тяжело идем.
– Верно. Да, может Небесная Заступница нам поможет? Хоть немного?
– Конечно, поможет, - твердо сказал Митроха.
– Нам бы только Гадючью Падь перейти, а там сразу легче дело пойдет - подъем из Побрехоткина Яра прямо за Падью уже и начнется.
Эмилий думал, что Гадючья Падь - это какое-то глубокое урочище прямо внутри Побрехоткина Яра, через которое придется долго и мучительно перебираться по хлипкому и опасному подвесному мосту, но реальность оказалась совсем иной. Гадючья Падь была всего лишь неглубокой канавой, которая пересекала не очень-то и широкую просеку.