Сириус Б
Шрифт:
Подкрышен все еще не мог прийти в себя после чудесного оживления Тихона. Можно было сказать, что он больше не верил своим глазам, но факт оставался фактом. У Митрохи все получилось - тело Тихона уже самостоятельно приняло сидячее положение. Теперь оно растирало грудь ладонью, крутило головой и озиралось по сторонам, озадаченно хлопая распухшими красными веками.
Ситуация в комнате сразу же изменилась в лучшую сторону. Митроха сходил в соседнюю комнату, выломал там несколько досок из пола и растопил печь. Вскоре температура в помещении начала расти и комната заполнилась влажным теплым воздухом.
Пока поспевала вареная картошка, Подкрышену было поручено сделать из пожелтевших газет некое подобие скатерти для стола. Он выбрал из кучи сваленной в соседней комнате общенародной собственности несколько более-менее чистых газет и начал аккуратно раскладывать их на столешнице. Поверхность стола вскоре стала влажной, газеты быстро намокали, и Эмилию пришлось накладывать сверху все новые и новые слои. Он смотрел, как едущие по полям комбайны, массивы новостроек, взлетающие космические ракеты, веселые лица шахтеров и колхозниц постепенно намокают, чернеют и исчезают на поверхности стола, словно бы проваливаясь во влажную и квадратную черную дыру. Следом за ракетами и шахтерами в черный влажный квадрат проваливались бодрые лозунги, многие из которых Эмилий не успевал даже прочитывать, но он продолжал с каким-то настойчивым упрямством стелить все новые и новые слои этой загадочной скатерти.
– Воплотим в жизнь, - бормотал Подкрышен, всматриваясь во влажный черный квадрат.
– Догоним и перегоним... Дадим достойный ответ... Введем в строй... Пионеры говорят - "да!"... Комсомольцы штурмуют БАМ... Какая чушь... Нет, я больше не могу на это смотреть.
Он смахнул на пол мокрую газетную скатерть и тяжело опустился на скамейку для мысленного наказания крепостных.
– А ты кто такой? - спросил вдруг пророк, который все это время сидел на диване и, почесываясь, озирался кругом, как бы впервые узрев свое жилое помещение и место своей вероятной постоянной прописки.
– Ты этот? Вот этот вот, да? Ага?
– Ага, - сказал Подкрышен, закрывая ладонями лицо.
– Ага. Это я и есть.
– Миля!
– закричал Митроха, вбегая в комнату с дымящейся кастрюлей.
– Зачем же ты стол газетами застилал? Он же отсырел совсем. Вот ты чудак. Нужно было обложки от современных гладких журналов стелить, они ведь для этого словно специально и предназначенные. И всему-то тебя учить нужно. Ну-ка давай, быстренько поищи в пророческой доле, я их точно там видел. А картошечка уже поспела.
Эмилий покорно вернулся назад в складское помещение и довольно быстро откопал там несколько глянцевых журналов эротического содержания. На прочных водоотталкивающих страницах изящные соблазнительницы призывно разводили ножки в ажурных чулках, оттягивали пальчиками бретельки невесомых прозрачных бюстгальтеров, умело демонстрируя достоинства своих безупречных фигур. Эмилий почему-то сразу вспомнил Адельку, тяжело вздохнул и принялся распускать глянец на составные части.
Митроха оказался абсолютно прав - современная макулатура совсем не пропускала воду и сделанная из нее скатерть выглядела просто чудо как хорошо.
– Вот это другое дело, - весело приговаривал Митроха, опуская кастрюлю с картошкой прямо на грудь роскошной красавицы в черном эротическом белье.
– Ведь можешь все сделать правильно, когда захочешь.
Он быстро нарезал сало и хлеб, расставил граненые стаканы по филейным частям остальных настольных красавиц и весело сказал:
– Ну, пора начинать наш сеанс связи, пожалуй. Прошу к столу!
– Ага-ага, - тут же откликнулся пророк, усаживаясь на ящик из-под египетского винограда.
– Это вот - ага. Это - да, пора...
– Это точно, - с большой охотой подтвердил Митроха, разливая водку по граненым стаканам.
"А чего я ждал?
– с грустью думал Эмилий, поднимая наполненный наполовину стакан.
– Какого еще откровения я искал здесь? Печорин Бобровского уезда, бля. Ведь все же было ясно уже тогда - с самого начала, когда Митроха водяру в сидоры загружать начал. Ну, по крайней мере, хоть перекушу чего-нибудь, живот уже прямо к позвоночнику прилипает".
– Ну, за ближний и дальний космос!
– с чувством провозгласил Митроха, стукая своим стаканом по стакану Тихона.
– Ага, - говорил тот, с жадностью страдающего от сильной жажды человека вглядываясь стоящую на столе бутылку.- Это да. Ага.
– За космос, так за космос, - печально сказал Эмилий.
– Хороший тост, даже какой-то безупречный что ли... Универсальный.
Он быстро выпил отчетливо отдающую какой-то химией водку, а затем страдальчески скривился и взял с бедра симпатичной блондинки бутерброд с салом.
Однако закусить Подкрышен так и не успел - настолько последующие события поразили его. Увидеть такое он был просто не готов, да так и замер с поднесенным к полуоткрытому рту, бутербродом, словно бы мгновенно превратившись в восковую фигуру с абсолютно белыми эластичными покровами. Последней внятной мыслью Подкрышена было: "Чужие-2 отдыхают. Терминатор с Хищником тоже...", а затем его сознание заполонили короткие эмоциональные выкрики, бодрые междометия и энергичные короткие словосочетания универсального фольклорного характера.
Действительно, здесь было от чего превратиться в статую.
Как только Тихон осушил стакан, его зрачки ушли вверх и глаза сразу же превратились в пугающие своей абсолютной белизною бельма. В тусклом желтом свете керосиновой лампы казалось, что бельма эти излучают приглушенное красноватое сияние, отчего зрелище казалась еще более ужасным, чтобы не сказать - жутким.
– Кила Силай!
– закричал Тихон (или то, что еще совсем недавно было Тихоном), вскакивая на ноги и хватая Митроху за руки.
Тот едва успел поставить свой стакан, который так и не успел осушить, на стол, тоже вскочил на ноги и крикнул в ответ:
– Кила! Да что с тобой такое?
– Митроха, - бормотал Тихон, крепко сжимая руки Митрохи.- Митроха! Если бы ты только знал, как я рад тебя видеть. У нас тут стряслось такое... такое... мы уже думали, что это - все, конец... Митроха, дорогой ты наш человек.
– Ну, ладно-ладно, - смущенно отвечал на это Митроха.
– Да что там у вас стряслось? Ты толком объяснить можешь?