Сирия - перекресток путей народов
Шрифт:
Когда я договаривался о встрече с Хасаном, молодым сотрудником национального музея в Бейруте, которого я знал еще со времени его учебы в Лейпциге, то назвал отель «Финикия».
— Только перед отелем, — крикнул он мне вслед. — Так дешевле.
Хасан — жизнерадостный молодой человек, всегда полный озорных идей, «настоящий» левантинец. Его отец был солдатом французской колониальной армии. К ужасу войскового начальства, он настоял на том, чтобы ему разрешили жениться на своей ливанской подруге, и вскоре после женитьбы уволился со службы. Обосновавшись на родине жены, он открыл небольшую лавку, потом стал отцом множества дочерей, и, как заверил меня Хасан, одна была краше другой. Отец постоянно надеялся, что по закону вероятности когда-нибудь да и родится мальчик. Его вера была вознаграждена: Хасан завершил длинный ряд потомства.
Я решил попросить Хасана сопровождать меня в поездке по стране финикийцев, потому что он хорошо знает древнюю историю Востока, и я надеялся, что с ним приятно будет путешествовать. К счастью, он смог на несколько дней освободиться от работы. Мы расположились на степе перед отелем, защищавшей от морских волн улицу с интенсивным движением. Несколько пожилых бейрутцев ловили рыбу, сидя на той же степе. Вокруг нас кипела светская жизнь: за поворотом мелькали элегантные спортивные машины; мужчины, которым, по-видимому, было незнакомо слово «работа», вытянулись на стульях перед отелем; прогуливались, покачивая бедрами, женщины в одеждах кричащих тонов, знакомые, вероятно, лишь с определенного сорта работой. В небольшой яхт-гавани стартовали бегуны на водных лыжах. Хасан обратил мое внимание — абсолютно излишне — на молодых стройных девушек, в изящных позах скользящих по воде и, может быть, только здесь, в пенящихся волнах, демонстрирующих свою смелость. Он иронизирует по поводу пожилых мужчин, сидящих за рулем лодок. У них лишь костюмы спортивные, хотя они и считают себя спортсменами, потому что у них достаточно денег, чтобы купить себе яхту и… девушку. Одна из девушек, скользящая на лыжах, ухватившись за канат одной рукой, другой посылает игривый воздушный поцелуй, и элегантный мужчина в лодке радуется, думая, что он предназначен ему. Но я давно уже заметил, что девушка кивает Хасану.
— Ты ее знаешь? — спрашиваю. Он улыбается и не отвечает.
— Знаешь, — произносит он наконец вместо ответа, — когда я смотрю на наших девушек, я вижу, что из них получился в известной мере хороший результат встречи многих народов.
Я ничего не могу возразить.
— Эта прибрежная полоса, — продолжает Хасан, — видела стольких пришельцев, попиравших народ с помощью жестокой военной силы. Что же оставалось населению, как не приспосабливаться к ним и быть для тех или иных владык, в зависимости от обстоятельств, необходимыми, какими были ремесленники, поставщики зерна, торговцы. Таким образом они смогли выстоять и выжить. Одни завоеватели исчезали, чаще всего вытесненные другими. А что осталось, слилось с финикийцами.
Вот так всегда у Хасана. Начинает говорить о хорошеньких девушках и заканчивает историей Востока или, наоборот, говорит на историческую тему, а потом приземляется возле хорошеньких девушек.
Внезапно Хасан спрыгивает со стены. У него возникла идея.
— Знаешь что, я покажу тебе визитные карточки наших завоевателей. — Я смотрю на него с некоторым недоумением.
— Да, ты правильно расслышал: визитные карточки! В конце концов каждая страна имела завоевателей. В этом нет ничего особенного. Но вот у нас они оставили свои визитные карточки. Правда, они из камня, но зато и более прочные. Нигде в мире ничего подобного не встретишь. Поедем?
Разумеется, я согласился. Мы садимся в его крошечный «ситроен» — передвижной «поднос», над которым натянуто что-то вроде брезента, и едем. Паш путь лежит по автостраде мимо порта, в непосредственной близости от моря. С правой стороны дороги круто поднимается цепь холмов, выстроились в ряд виллы. Нас обгоняют мощные шикарные легковые автомобили. Кажется, что выступ горы преграждает путь, но тут же начинается туннель. Вынырнув из туннеля, Хасан тормозит на берегу небольшой речки, вливающей свои коричневые от глины воды в море.
— Это Нахр-эль-Кальб (Собачья река), часто упоминающаяся во многих древних текстах, — говорит Хасан. — Одному лишь дьяволу известно, почему завоеватели высаживались именно здесь и отсюда начинали вторжение в страну. Может быть, бухта была удобной для таких маневров, а может быть, тут — самый легкий переход через горы. Как бы то ни было, здесь они себя часто увековечивали.
Хасан ведет меня к высоким скалам, сквозь которые мужественные строители дорог проложили туннель. Отчетливо видны многочисленные рельефы с фигурами и надписями, выдолбленными на скалах. Некоторые сильно выветрены, изображения можно различить с трудом. Хасан поясняет мне значение различных стел и таблиц.
Здесь, правда, не видно свидетельств давней борьбы между египетскими и аморейскими войсками за овладение Сирией; забыли оставить свои визитные карточки и гиксосы, властвовавшие над всей территорией вплоть до Египта (в 1800–1600 годах до н. э.), а также хурриты, утратившие в XIII веке господствующее положение над Сирией. Каменная книга истории начинается примерно с 1300 года до н. э., с Рамзеса II. Хорошо различимы два рельефа, выбитые в честь фараона. Оба показывают, как он приносит пленного в жертву своему богу. Хетты, пришедшие около 2000 года до н. э. с севера, распространились в Малой Азии и примерно в 1500 году, покорив Вавилон, свергли господство преемников Хаммурапи и хурритов над Сирией, завершили в XIII веке до н. э. жестокую борьбу с Египтом за удержание в своих руках завоеванной страны. В битве при Кадеше на Оронте, неподалеку от современного города Хомса, войска Рамзеса II сражались против хеттского царя Муватталиса.
Четыре большие колонны войск столкнулись тогда — в 1296 году до н. э. — с войсками хеттов, оснащенными быстрыми боевыми колесницами. Рамзее чуть было не попал в плен, но в последнюю минуту был спасен своими. Битва не принесла победы ни одной из сторон. В результате этого и других походов обе стороны оказались настолько истощены, что заключили договор о ненападении — первый в истории. Договор был скреплен затем браком между Рамзесом и хеттской царевной, которая, по сообщениям свидетелей, «лицом была прекрасна, как богиня».
Хасан показывает еще на четыре стелы, из которых только на одной можно кое-что разобрать.
— За хеттами последовали «народы моря», которые пришли в XII веке, вероятно, из центральных областей Средиземноморья. После победы над хеттами они предприняли большое наступление на Египет, который с большим трудом смог удержать Рамзее III. Часть «народов моря» во время отступления обосновалась на южном побережье и овладела территорией к югу от Тира, постепенно ассимилировавшись с населением прибрежной полосы. Одно из племен «народов моря», пелештеты, или, как их называет Библия, филистимляне, дало стране название — Палестина. Вскоре вторглись другие завоеватели. Наряду с еврейскими племенами это были арамеи — тоже племена семитского происхождения, вышедшие из арабской пустыни и приблизительно в 1000 году основавшие на сирийской земле крупное государство со столицей Дамаском. За ними последовали в VIII веке ассирийцы, которые тоже но смогли удержаться от того, чтобы не оставить каменные визитные карточки на Собачьей реке.
Хасан показывает мне много стел, оставленных ассирийцами. К сожалению, только на одной можно различить фигуру. Она изображает царя Асархаддона, а текст на ней повествует о его военном походе в конце VII века в Египет.
— Между прочим, тебе, берлинцу, царь и его стелы должны быть хорошо известны, — замечает Хасан.
Я пожимаю плечами. У нас было столько своих собственных королей, как уж тут в чужих разобраться.
Хасан напоминает мне, что слепок со стелы стоит в Переднеазиатском музее в Берлине. Там находится еще одна стела с изображением Асархаддона, на которой оп выглядит очень могущественным. Перед ним на коленях пленный сын фараона, а рядом — царь финикийского города Сидона. Оба пленных едва достают — чтобы сделать наглядным соотношение сил в пользу Асархаддона — до колен царя, и оба привязаны к одной веревке, продернутой через губы.