Сирота
Шрифт:
– Сын мой, выполняешь ли ты епитимью?
– Тебе, отче, еще краска нужна?
– Кхм… – поперхнулся Афанасий от прямоты этого странного отрока. А то, что он странный – священник уже не сомневался. Вон как все не по-людски сделал. Словно иноземец какой.
– Да чего издали заходить? Говори, как есть.
– Не только Матери-церкви, но и городу она потребна.
– Вот даже как? А городу-то она как поможет?
– Агафон пообещал полсотни рублей в казну городскую положить с ее продажи. На эти деньги воевода зерна купит да поддержит поместных дворян, что оказались разорены от татар.
– Меня никто так поддерживать не спешил.
– Ты отрок еще. Саблю даже держать в руках не умеешь. Тебе предлагали дельное. Пойти в послужильцы да несколько лет в них походить. А потом уже и верстаться в поместные дворяне, коли пожелаешь. Землицу бы тебе выделили.
– Возможно и так. Но ты отче, не Агафон. А краску, мню, ежели я ее еще где найду, тебе надлежит отдать. Так? Как же это городу поможет?
– Тебе, сын мой, Мать-церковь за эту краску даст двадцать пять рублей. И в городскую казну пожертвует еще полсотни.
Андрейка задумался. Крепко задумался.
Коли вон и Кондрат уже знает про краску, так и весь город знает. А значит, что? Правильно. Ведает откуда помощь пришла. Прямой выгоды в том нет. Но укрепление репутации с того ощутимое. И ежели кто притеснять Андрейку станет, то поместным дворянам это может не понравится. Понятное дело, оказанная услуга более услугой не является. Но вряд ли на фронтире собралось слишком уж много настолько гнилых людей. Даже если воевода что и присвоит, то не сильно. Он ведь сам чуть голову не сложил. Если бы царь не шуганул татар – вместе бы со всеми погибнуть бы мог. Может и в плен бы взяли за выкуп. Но бой – дело непредсказуемое. И шальная стрела вполне могла и его найти.
С другой стороны, Андрейка нешуточно боялся алчности людской. Даже если сделки пройдут успешно, то его тут могут недурно пощипать. Двадцать пять рублей монетой – сумма крупная. А с теми деньгами, что наш герой получил от Агафона – почти тридцать два рубля выйдет. Для большинства поместных дворян это доход с поместья года за три. Разом прибрать такие богатства соблазнительно. А если они и сдержатся, то разбойный люд, прознав, без всякого сомнения, тем заинтересуется. Или купцы, которые нередко мало отличаются от разбойников. Взять того же дельца, что попытался лишние копейки стрясти с бедного отрока за старую лодку, пользуясь ситуацией. Мерзавец ведь. Но таковы правила игры…
Парень прошелся по комнате.
Присел на лежанку, поправив саблю. И внимательно посмотрел на священника, что все это время наблюдал за ним.
– Ты ведь понимаешь, отче, что для меня такая помощь смертельно опасна?
– Ежели по весне придут татары, а воины наши съедят своих коней или разбегутся, то это станет смертельно опасно для всех нас.
– Я подумаю. Отец делал свои ухоронки давно. Мал я еще совсем был. Вспомнить, где он их заложил – нет так-то просто. Да и целы они или испортились не ясно. Столько лет прошло.
– Так ты поможешь?
– Приезжай после сбора урожая. Привози с собой полсотни рублей. Если я смогу вспомнить и отыскать отцовы ухоронки, то продам их тебе. Ежели нет, то сам понимаешь.
– Там вдвое больше краски?
– Должно быть. Но это не точно. Я могу путать, ибо мал был. И там могла быть совсем другая краска. Или вообще не краска. Так что, – развел руками Андрейка.
– Прекрасно! – посвежел ликом Афанасий.
– Не говори гоп, пока бревно не перепрыгнешь.
– Сын мой, а отчего отец твой, царствие ему небесное, – перекрестился он, – таился и дурным представлялся?
– Так с дурака какой спрос? – усмехнулся Андрейка. – Отец по молодости глупый был. Пытался думать. Потом поумнел. Начал соображать. Да и жить ему так было сподручнее. Да и деда он опасался. Дурень – род позорит, вот он нос и вертел, недовольный, и сына сторонился.
– А ты ныне, отчего за отцом не следуешь?
– Пока батя жив был, слову его следовал. А ныне, чего уж? Своим умом хочу жить. А для того, чтобы дурнем быть – ум крепкий требуется. Я же пока мал слишком.
– Мудрено ты говоришь.
– Потому как глуп по малолетству, отче. Не обессудь. Мудрые люди, как мне сказывали, говорят так, что их каждый поймет. Так что мне еще мудрости набираться и набираться.
Афанасий не сдержался и усмехнулся. А потом произнес:
– Ты же не доверяешь мне. И все равно согласился. Почему? Сказал бы, что краски больше нет. Я бы этим удовлетворился и подождал бы до весны, когда ты ее принес бы на продажу.
– Уметь доверять – это величайшая из наук, потребных нам в жизни. И мне нужно учится ей. Страшно, отче. Очень страшно доверять. Но судьба подобна благородному скакуну, она не терпит трусливого всадника, покоряясь лишь мужественному.
– И кто тебе это сказал?
– Отец…
– Это совсем на него не похоже.
– Так ты его и не знал… – печально улыбнулся Андрейка, имея в виду не этого отца, а того – из XXI века. Но произнес он эти слова настолько искренне, что Афанасий невольно проникся и поверил.
В этот день никаких ранее запланированных работ, разумеется проводить Андрейка не стал. Гости задержались, чтобы заночевать с комфортом, а не на берегу речки. Поэтому наш герой не хотел ни сам терять бдительность, ни холопов своих отпускать. Мало ли что там у священника на уме?
Вот и провели полдня в беседах да всяких забавах.
Афанасий и Кондрат рассказывали ему новости о делах тульских. И делились сплетнями бытового характера. Кто, кого, куда и как. Но вежливо.
На первый взгляд – бесполезная информация. Но Андрейке в этой среде жить и вариться. Поэтому слушал он очень внимательно. И Кондрат, пользуясь вниманием отрока, время от времени вворачивал в поток этих сплетен сведения о дочерях подходящего возраста того или иного поместного дворянина.
– А про деда ничего не слышно?