Сирота
Шрифт:
— Ты что?
— Ни-че-го! — процедил Витковский.
— Лучше не лезь!
— А что будет? — прищурился Витковский.
— Неважно будет, — пообещал из-за спины голос Тараса.
Лешка обернулся — рядом стояли Тарас и Валет. Валет вложил в рот пальцы и коротко призывно свистнул. Сразу же откуда-то появились Митя.
Ершов, Толя Савченко, все детдомовцы, с которыми Лешка шел в школу.
Они молча и выжидательно окружили Лешку и Витковского полукольцом. Улыбка Витковского стала напряженной.
— Детдомовцев не тронь! Понятно? — сказал Митя.
— А может, ему
Витковский, презрительно улыбаясь, сделал шаг назад, повернулся и отошел, раскачивая на пальце портфель.
— Он что, опять? — расталкивая школьников, подбежал на помощь Витька.
— Нет, струсил.
— Надо было дать ему!
— Ничего, дадим, когда надо будет!
Звонок рассыпал по двору призывную трель, с шумом и гамом ребята побежали в распахнутую дверь.
Лешка сидел рядом с Тарасом и, слушая учительницу, приглядывался к классу. К нему тоже приглядывались: он то и дело ловил на себе изучающие взгляды. Подросток на соседней парте рассматривал Лешку во все глаза. Он был толстощекий, с широко открытыми, словно радостно удивленными глазами и почти постоянной улыбкой, от которой на щеках прорезывались ямочки. Учительница вызвала Юрия Трыхно, и толстощекий поднялся. Он, улыбаясь, выслушал и записал на доске пример, постоял, подергал себя за чубчик полубокса и, все так же улыбаясь, сказал, что не знает, как решить.
— Чему же ты радуешься? — спросила учительница. — Садись на место.
Трыхно нисколько не устыдился, а улыбнулся еще шире. Учительница спросила, кто может решить. Со всех сторон поднялись руки. Лешка — не очень решительно — поднял тоже.
— А, новенький! — заметила учительница. — Иди к доске.
Лешка, чувствуя спиной взгляды, быстро решил пример и оглянулся.
Жанна с передней парты улыбалась, Сима одобрительно кивала.
— Хорошо, — сказала учительница. — Только не надо так стучать мелом…
В этот день Лешку вызывали еще раз, по русскому, и он опять хорошо ответил: несмотря на длительный перерыв, он помнил многое. Его хвалили все: и учителя, и Ксения Петровна, и Людмила Сергеевна, которые подробно расспросили его о первом дне занятий в школе.
Первые недели проходили знакомое Лешке по недолгим занятиям в Ростове и Армавире, готовить уроки не было нужды, и он незаметно привык к мысли, что учить их незачем будет и дальше. Дальше было совсем не так. Учительница географии вызвала его, чтобы он показал самую большую реку Западной Европы. Указка в руках Лешки некоторое время поколебалась между Днепром и Дунаем, потом поползла вверх по Днестру.
Класс зашевелился, Сима в ужасе схватилась за щеки.
— По-твоему, реки текут из моря? — спросила учительница. — Надо показывать от истока к устью. Какую реку ты показал?
Лешка скосил на карту глаза, но прочитать не смог. От ближних парт донеслась еле слышная подсказка "…тр …тр …р-р".
— Днепр! — догадался Лешка.
— Вот как! Вместо Дуная показал Днестр, да и тот переименовал в Днепр… Покажи Печору.
Лешка начал с Вычегды, потом переметнулся на Сухону и слишком поздно понял ошибку. На лице у Симы было отчаяние, класс смеялся, а учительница уже ставила отметку. Борис Костюк, приподнявшись с передней парты, заглянул и потом, чтобы не видела учительница, поднял вверх два пальца…
Лешке было неловко, как бывает при досадном промахе, мелкой неудаче. Неловкость быстро прошла. На следующей неделе он получил двойки по украинскому и по математике. Привыкнув еще в Ростове к превратностям ученической судьбы, Лешка не огорчался.
После очередной двойки, когда они возвращались из школы, Митя.
Ершов подошел к нему и внушительно сказал:
— Ты это брось!
— Что?
— Двойки хватать!
— А тебе что?
— То есть как — что?.. Слышите, ребята?
Ребята слышали. Сжав губы, сердито щурясь, они окружили Митю и Лешку.
— Мы что, домашние дети, чтобы плохо учиться? Мы - государственные!.. Понятно?
Лешка пожал плечами:
— Ну так что?
— А то, чтобы двоек больше не было! А то мы с тобой иначе поговорим…
Лешка вспомнил «разговор» с Толей Савченко, и ему стало жарко.
— Словом, кончай это дело, не нарывайся! — внушительно посоветовал ему Митя и пошел вперед.
С ним ушли все ребята, кроме Яши. Уходя, Кира несколько раз оглянулась. Когда ребята напали на Лешку, она молчала. И даже, кажется, жалела… Очень ему нужно, чтобы она жалела!
— Ты не должен обижаться, — мягко сказал Яша. — Понимаешь, ты ведь не один, не сам по себе, а с нами. Значит, мы за тебя отвечаем.
Если тебе трудно, мы поможем — и я и другие.
Лешка покосился на Яшу — тот и не думал смеяться.
Яша никогда не смеялся над другими и не говорил пренебрежительно, свысока, хотя знал больше, чем остальные. Лет ему было столько же, сколько другим, но говорил он умудренно, словно ушел вперед и, протягивая руку из своего далека, терпеливо и добродушно ждал, пока к нему подойдут. Знал он не по возрасту много, и ребята называли его "академиком". В классе его вызывали последним, если уж никто не мог ответить, и он отвечал всегда.
— Мне кажется, — продолжал Яша, — тебе трудно потому, что ты мало читаешь…
— А когда читать? На уроки времени не хватает…
— Но я же читаю! И другие тоже… Тебе только кажется, что времени не хватит и помешает учиться… Когда человек развивается, ему легче воспринимать и не надо зубрить…
— А я разве не хочу? Так у нас же книг нет.
— В школе мало, — согласился Яша. — Пойдем со мной, тебя запишут в библиотеку.
Через два дня окружающее перестало для Лешки существовать. Он читал книжку "Белый рог", и каждая страница открывала перед ним двери в новый мир, в котором не было места ни будничному, ни скучному. Лешка не подозревал об умении писателей видеть необыкновенное в обыкновенном, изумляться ему и радостно удивлять других. Ему казалось, что герои книжки — люди удивительные, не похожие на других, и такими сделала их профессия. Лешка тоже захотел стать таким — он твердо решил учиться на геолога. Яша одобрил это решение, но сказал, что геологу нужно очень хорошо знать математику, физику и химию. Лешка приналег на уроки и некоторое время снисходительно поглядывал на Валерия, который "парился" у доски на каждом уроке математики.