Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
— Не нужно говорить такие глупости, Жозеф, — живо возразила Эрмин, преисполнившись жалости к девочке.
— Нет, папа, — ответила Мари. — Я пойду в монастырь, стану монахиней и никогда не заведу детей…
Сказав это, она разрыдалась и скрылась у себя в комнате.
«Боже, сделай так, чтобы Бетти не умерла! — молила Эрмин, и ее молитва поднималась из глубины ее сердца. — Она была мне матерью, всю свою жизнь она была предана своей семье, и мне тоже. Милосердный и чадолюбивый Боже, она ведь совсем еще не старая! Она нужна детям…»
На первом этаже
— Вот эта дверь, — тихо проговорила женщина, бледная от страха.
Симон поднялся на несколько ступеней вверх. Эдмон — за ним. Молодые люди не могли прийти в себя. Всю серьезность происходящего они поняли, лишь увидев входящего в дом приходского священника из Сен-Жан-де-Бребёф. Эрмин подошла к ним.
— Священник для мальчика? — с беспокойством спросил Эдмон. — Маме ведь лучше, да? Доктор сделает все, что нужно?
— Надеюсь, — ответила Эрмин. — Мы должны положиться на него.
Взгляд ее голубых глаз, в которых стояли слезы, говорил об обратном. Симон ударил кулаком по перегородке.
— Мама не может умереть! — воскликнул он. — Мимин, ну пожалуйста, скажи мне, что все будет хорошо! Вечером мы подадим ей вкусный ужин, все будем рядом с ней.
— Как это было бы прекрасно, Симон! — ответила Эрмин, не в силах скрыть собственных опасений.
Тут открылась дверь, и они услышали суровый голос доктора Брассара.
— Месье, — говорил он Жозефу, — мне очень жаль… Кровотечение… Мы ничего не можем сделать. Мадам Маруа хочет видеть своих детей. Она больше не страдает и тихо умрет.
— Нет! Нет! Бетти! Моя Бетти! — закричал Жозеф. — Моя Бетти!
Под его тяжелыми шагами заскрипели половицы, когда он, покачиваясь, подошел к постели своей жены. Мари вышла из своей комнаты, ее личико превратилось в горестную восковую маску. Эрмин не могла пошевелиться. Она отказывалась принять неизбежное. Симон толкнул ее, проходя рядом, потому что она так и застыла посреди лестницы между вторым этажом и кухней. Лора, вся в слезах, прошла перед ней за Мари.
Теперь все происходило в полном спокойствии. Священник, предупрежденный Эдмоном, медленно, почти торжественно, поднялся на второй этаж. Он счел, что лучше соборовать умирающую до того, как она попрощается со своими близкими.
Маргарита Бабен, вымыв руки в туалетной комнате, теперь укладывала в саквояж инструменты. С выражением глубочайшего горя повитуха в последний раз взглянула на свою пациентку.
— Мне очень жаль, мадам Маруа, — прошептала она. — Да хранит вас Бог…
Сидя на краю постели, Жозеф испуганно смотрел на Бетти. В комнате было жарко и неприятно пахло кровью.
— Ты не покинешь меня, — шептал он. — Нежная моя, хорошая Элизабет! Маленькая моя Бетти! Неужели все кончено?
— Жо, — произнесла умирающая тихо, — я так тебя любила. Подожди, пришел священник. Я должна исповедаться, Жозеф. Оставь нас. Это ненадолго. Подготовь детей. Я не уйду от вас, не попрощавшись…
Жозеф неохотно вышел из комнаты: гнев переполнял его, потому
«Нет, — думал он, — не нужно тебе исповедоваться, женушка. Не было никого на земле лучше моей Бетти».
На лестнице стояли его сыновья, Мари прижалась к Эрмин, а Лора — к Жослину. Смертельно-бледная Шарлотта держалась в стороне. Мирей, которая занималась Луи, посоветовала ей прийти поддержать жениха в этот час жестокого испытания.
— Это конец, — произнес бывший рабочий, сопя. — Ваша мать хочет попрощаться с вами, дети мои. С нами нет только Армана, но как его найти-то? Мимин, подожди здесь. Думаю, она захочет видеть и тебя тоже.
— Конечно, — сказала она еле слышно.
Неизбежность этой смерти лишила их слуха и чувств. Все молчали. Из комнаты доносилось неразборчивое бормотание. Наконец на пороге появился священник, осенивший себя крестом. Он со странным выражением посмотрел на Жозефа и попрощался, попросив, чтобы доктор Брассар подождал его на улице, чтобы вместе ехать в Роберваль.
Эдмон громко разрыдался. Симон обнял его за плечи.
— Держись, братик! Постарайся не плакать, когда подойдешь к маме. Мы должны быть достойны ее в эти последние минуты. Она всегда тобой гордилась. Не подведи ее!
— Мне никогда такое не выдержать! — простонал юноша. — Я ее так люблю!
— Идемте, — сказал им потрясенный Жозеф. — Ей недолго оставаться с нами.
Они молча вошли в комнату и встали вокруг кровати. Бетти показалась им очень красивой: восковое лицо, огромные глаза с отсветом мистической экзальтации. Лицо с тонкими чертами обрамляли белокурые завитки.
— Мари, любимая моя девочка, подойди ко мне, — произнесла Бетти очень нежно. — Дай мне свою руку. Я хочу, чтобы ты выросла серьезной и трудолюбивой, чтобы ты помогала отцу по дому и на кухне. Хорошо учись в школе. А я буду заботиться о тебе оттуда, сверху.
Испуганная Мари покачала головой. Нет, такое не могло случиться, ее мать не могла сейчас умереть. Девочка прикусила нижнюю губу, чтобы не разрыдаться.
— Будь храброй, девочка моя, будь достойна того имени, которое я выбрала для тебя во славу Девы Марии. Подойди теперь ты, мой первенец, мой Симон. Я благодарю тебя, сын мой. Ты всегда поддерживал меня и старался сделать приятное. Я доверяю тебе твою сестру, младших братьев и отца. Ты сильнее, чем думаешь, сын мой, не бойся ничего…
Бетти было тяжело говорить. Ее восхищенный взгляд обратился к Эдмону.
— Дорогой мой, маленький Эд, ты ведь будешь молиться за душу своей матери, правда? Следуй своим путем, дорогой мой. Господи, я уже не увижу, как ты облачишься в сутану…
— Нет, мама! Ты увидишь меня с небес! — возразил он, всхлипывая.
Бетти хотела лечь чуть повыше, но настолько ослабела, что тело перестало ее слушаться. Жозеф обнял жену и усадил в постели.
— Нам будет не хватать тебя, обожаемая моя женушка! — рыдал он. — Я люблю тебя, Бетти! С того дня, как я тебя увидел на новогоднем балу в Шамборе, никого я не любил, кроме тебя.