Сиротка. Дыхание ветра
Шрифт:
— Ну конечно же не виновата! Прости меня, я еще не совсем проснулась. Киона, это прекрасная новость. Ну же, улыбнись, прошу тебя! Мне так грустно, когда ты не улыбаешься. После своей болезни ты дуешься, как капризный ребенок, а ведь ты совсем не капризная. И виду тебя мрачный. Когда ты мне улыбалась, мне казалось, что я греюсь в лучах восхитительного солнца, которое пробуждает все живое.
Вместо ответа Киона спрятала лицо на груди у Эрмин. Она не проронила ни слова, но ее худенькие руки пытались обнять молодую женщину.
— Мама запретила мне делать это! — в конце концов
— Тала боится, как бы ты не впала в такое же состояние, как тогда, когда тебя пришлось везти в больницу. Ты была так далеко от нас, мы не могли защитить тебя!
— Но я ведь поправилась, — возразила девочка. — И я не могу запретить себе видеть во сне людей или наяву — их призраки. А тебя я должна защитить, и Луи тоже, и Мукки, и близнецов. Тошана…
— Да уж, работы у тебя, несмотря на возраст, хватает, — решила пошутить молодая женщина. — Тебе ведь всего шесть лет, девочка! Играй, учись и постарайся ни о чем не думать.
— Я хорошо читаю. И не хочу больше ходить в школу, — выпрямившись, возразила Киона.
Девочка села, скрестив ноги, волосы ее, которые от ежедневного заплетания стали волнистыми, струились по плечам. Она была просто очаровательна. Взгляд золотистых зрачков ее глаз, похожих на глаза дикого волка, был удивительно настойчив. «Боже мой, да кто же она на самом деле? — спросила себя Эрмин. — Можно подумать, ей уже десять! Зачем относиться к ней как к остальным? Ни к чему это не приведет. Результат уже сейчас печален: она становится жесткой и отстраненной».
— Я никогда не ругала тебя за то, что ты нам помогаешь, Киона! Вчера на баркасе тебе действительно стало плохо или ты хотела заставить всех вернуться домой, сюда, на авеню Сент-Анжель?
— Я почувствовала, что тебе грозит опасность, как это было в санатории. У меня не всегда бывают видения, Мимин. Но я вдруг начинаю сильно о тебе думать, о тебе или о ком-нибудь, и у меня кружится голова. Мне кажется, что я засыпаю, что иду к какой-то сияющей фигуре, может быть, это Бог белых людей, Бог с крестом, или Маниту…
Эрмин взяла руки девочки в свои и тихонько сжала.
— Не бойся рассказывать мне об этом, дорогая. Мне это интересно. Вчера я говорила Симону, что хотела бы обладать даром предвидения, хотела бы чувствовать надвигающуюся опасность. Как и ты, я могла бы тогда охранять свою семью и друзей. Это подарок небес, у тебя дар.
— Почему небес?
— О, небо — это то место, куда мы помещаем Бога, святых и ангелов. Религия белых людей отличается от религии индейцев. Однако, когда я встретила Тошана — а меня ведь воспитывали монахини — мне было очень интересно узнать, как он смотрит на природу. Он говорил мне, что духи живут в деревьях, в растениях, в воде и на земле. Он утверждал, что мир пересекают невидимые пути, и у каждого из нас есть свой путь. Мы следуем этими дорогами против своей воли, потому что они ведут нас к тем, кто нам предназначен, или же к тому месту, где мы должны быть. Но это все очень сложно. И это не значит, что нужно печалиться, и, если ты считаешь, что выздоровела, сил у тебя достаточно, делай так, как подсказывает тебе твое сердце… Я слышу шум из комнаты близняшек,
— Хорошо!
Эрмин решила сама проводить детей в школу. Чаще всего по утрам этим занималась Мадлен. Но грядущий день обещал быть непростым. Эрмин решила ехать в Валь-Жальбер до полудня. Может быть, у Бетти уже родится ребенок. А если еще нет, она сможет оказаться полезной.
— Я позвоню папе, чтобы он приехал за мной и Луи, — сказала Эрмин сама себе.
Дом вскоре ожил: в привычной утренней суете смешивались болтовня, смех и беготня детей по коридорам и этажам, призывы Мадлен к порядку. Тала открывала все окна, чтобы проветрить комнаты и впустить в помещение солнце и живительный воздух с озера. Стены были выкрашены в светло-серый тон и цвет слоновой кости, к которым были подобраны занавески пастельных тонов. Лора купила мебель из резного темного дерева, что вносило в обстановку ноту буржуазности. В этом доме было приятно жить, Тошан признавал это каждый раз, когда возвращался сюда.
Эрмин в розовом шелковом платье и соломенной шляпе, украшавшей ее светлые волосы, убранные в прическу на затылке, сначала отвела Мукки в начальную школу для мальчиков, а потом проводила девочек. Все трое чинно шли рядом по тротуару. Их косы с вплетенными синими лентами, казалось, танцевали у них на плечах. Все девочки были в клетчатых фартуках и белых носочках. Подойдя к дверям школы, Эрмин произнесла:
— Надеюсь, вы будете хорошо себя вести. Сегодня я еду в Валь-Жальбер. За вами придет Мадлен.
— Мама, — запротестовала Мари, топнув ногой, — можно мы вернемся домой одни? Это ведь недалеко. Девочки над нами смеются.
— Отложим это до будущего года. Это не обсуждается, Мари!
— Тогда я хочу вернуться в другой дом, который в лесу. Там интереснее.
Лоранс укоризненно взглянула на сестру: ее жизнь в Робервале вполне устраивала.
— Быстро в класс, — положила конец спорам их мать. — Это и к тебе относится, Киона.
Однако девочка подождала, пока ее обгонят близнецы, и взяла молодую женщину за руку.
— Не сердись, Мимин, — почти шепотом попросила она. — Я бы хотела тебе улыбнуться, но мне так грустно…
Эрмин вздрогнула от этих слов. Она тщетно старалась забыть ужасные картины прошедшего дня, когда их старый друг Пьер показал свое истинное лицо — оказалось, что это грубый человек, который не может совладать с низменными плотскими инстинктами. Признание Кионы только усугубило ее отчаяние. Несмотря на солнце и весенний праздник природы, несчастье постоянно оказывалось где-то рядом.
— Почему же тебе так грустно, дорогая моя? — спросила Эрмин.
— Не знаю, — услышала молодая женщина тихий голос удалявшейся девочки.
— Не знаешь или не хочешь мне говорить? — настаивала Эрмин.
Но Киона уже исчезла в коридоре и даже не обернулась.
Бетти лежала на кровати под простыней, которая натягивалась на ее круглом животе. Она терпеливо ждала, своим видом она была вполне довольна: белая ночная рубашка с вышитым воротничком.