Сиротка. Нежная душа
Шрифт:
— Для них наступили голодные времена, — сказала Тала. — Они едят березовую и ивовую кору.
— Ты ничего нового мне не сказала, — отозвался Тошан. — Побереги язык для объяснения своих поступков.
Сказав так, он закурил, давая возможность лесным великанам уйти своим путем. Потом погнал упряжку вперед так же быстро, как и на озере. Часто он срезал путь по только ему известным тропинкам, и сани со скрипом подпрыгивали на сугробах. Дважды они чуть было не перевернулись. Тала пришла к заключению, что сын вполне мог желать несчастного случая, чтобы разом избавиться от матери и ее ребенка. Но держалась она крепко и ни разу не вскрикнула от страха.
Когда они подъехали к хижине,
— Я проклинаю тебя, Жослин! — сказал он вслух.
Против воли он вошел в дом. Мать ждала его, сидя у стола. Свеча освещала ее измученное лицо. Тошан ощутил смутное сочувствие. Положение Талы было незавидным.
— Когда родится ребенок? — спросил он.
— В марте. Мой сын, выслушай меня! Так уж случилось, я не нашла в себе сил что-то изменить. Жослин отказался от своих прав на Лору, я давно овдовела. Я думала, что легко забуду случайного любовника, но страсть снедала меня изнутри. А потом я узнала, что ношу его ребенка. Я могла бы выпить настой, который освобождает женщину от плода, когда он еще совсем маленький, но мне не хватило решительности. Я подумала, что больше не буду одинокой, что у меня будет кого любить и о ком заботиться.
— И ты думала убедить меня, что он родился от святого духа? — насмешливо поинтересовался Тошан.
— Я знала, что ты приедешь навестить меня летом. И сказала бы, что это сирота, которого отдали мне на попечение.
Тошан опустил голову, совершенно убитый морально. Он зажег сигарету. Пальцы его дрожали.
— Значительная доля вины не твоя, — сказал он после долгих размышлений. — Я часто предлагал тебе снова выйти замуж, чтобы не жить здесь одной большую часть года. Но ты только смеялась, не хотела жертвовать своей свободой. И вот результат! Как я был наивен, что поверил вам! А ведь я был прав! Никогда больше не буду таким доверчивым! Я заподозрил правду еще в конце лета, когда нашел в хижине платок. Платок с вышитыми инициалами — «Ж» и «Ш». Я спросил у Жослина, но он все отрицал, он мне солгал!
— Конечно, он лгал! Зачем рассказывать тебе, что между нами было? — сказала его мать. — Я взяла с него обещание, что он никому не расскажет. Круг из белых камней разорвался, и наша история должна была закончиться.
— Это глупости, мать! Он-то должен был задуматься о возможных последствиях! Это обязанность мужчины!
И молодой метис в замешательстве замолчал. Все средства и способы, препятствующие зачатию, были запрещены церковью. Тошан, однако, прибегал к ним, когда позволял себе мимолетные связи с женщинами во время своих путешествий по стране.
— Завтра я уеду, — объявил он. — Шарден так легко не отделается! Он должен заплатить! Этот лицемер лишится всего: семьи, крыши над головой! Мать, я ненавижу его! То, что я сейчас чувствую, терзает меня, сводит с ума! Если бы я не боялся сгнить в тюрьме, я бы вполне смог убить его!
Тала резко встала. Она смотрела на сына с таким суровым выражением, какого он никогда не видел и которое делало ее еще красивее,
— Нет, мой сын! Умоляю тебя. Не делай этого! Жослин не должен знать, что я жду от него ребенка. И я не хочу, чтобы Лора знала, и особенно — Эрмин! Я поступила глупо, затеяв эту поездку, но мне хотелось увидеть внучек и оставить Мадлен в надежных руках. Возраст не всех делает мудрее. Я надеялась, что Жослин еще питает ко мне какие-то чувства. Думала, он найдет способ поговорить со мной или хотя бы поблагодарит за то, что я дала ему шанс начать все заново. Но у него на лице я прочла только страх, замешательство и жалость. Это было ужасно! Когда Эрмин сказала, что Лора беременна, мне не оставалось ничего, кроме бегства. Так было нужно, потому что, поступи я иначе, я могла бы открыть свои истинные чувства. Но мне не хотелось разрушать их счастье. Тошан, если у тебя осталась хотя бы капля уважения ко мне, прошу, не говори им ничего! Этот ребенок позаботится обо мне в старости. Мне уже сорок три, и если в мое лоно попало семя и проросло — это знак!
Тошан вскочил со скамьи разъяренный, с горящим взглядом.
— Счастье не строят на лжи! — выкрикнул он. — Шарден обесчестил тебя, опорочил память моего отца, наших предков. Его я не трону ради Эрмин, которая не смогла бы мне этого простить. Но я расскажу всю правду, и он будет достойно наказан!
— Не делай этого, мой сын, — повторила Тала.
Она схватила со стола нож и прижала его к шее.
— Если ты раскроешь мой секрет, я перережу себе горло, — сказала она. — На твоей совести будет моя смерть и смерть твоего брата или сестры.
Молодой метис замер от удивления. Его мать сильнее прижала лезвие ножа. Он различил каплю крови, которая в следующее мгновение потекла по медного оттенка коже.
— Поклянись, что никто и никогда не узнает, кто отец моего ребенка. Никто, кроме тебя и меня.
Тошан смотрел на мать как зачарованный. Он протянул руку к ножу.
— Мой брат или моя сестра, — удивленно произнес он. — Мама, остановись! Не делай себе больно! Что такое ты сказала? Рожденный тобой, этот ребенок станет моим братом или сестрой! Но ведь и для Эрмин тоже! Теперь ты понимаешь, куда завели нас твои капризы самки, жаждущей самца?
— Поклянись! — сказала она громче, не обращая внимания на оскорбления. — Я хочу умереть. Решай же! Для меня это будет освобождением — заснуть и больше не просыпаться…
В полной растерянности Тошан воздел руки к небу. Он только что подумал о ребенке Лоры. Ему стало противно до тошноты: девочка или мальчик, законный ребенок Жослина будет связан родственными узами с Эрмин и созданием, растущим в лоне его матери.
Тала еще сильнее прижала к шее нож. Открылась живая рана.
— Остановись! — воскликнул он. — Клянусь тебе! Ну, теперь ты довольна? Однако ты потребовала от меня слишком много. И мы все будем от этого страдать, увы. И я первый. Я больше не войду в дом, где живет Шарден, я отказываюсь видеть его, слышать звук его голоса!
В угасшем взгляде своего сына Тала различила слезы, ей было больно видеть его таким. Нетвердой походкой она подошла к шкафу, взяла чистое полотенце и вытерла кровоточащую рану, перечеркнувшую основание ее шеи.
— Как ты объяснишь свое решение Эрмин? — спросила она, снова усаживаясь у очага.
— Это будет стоить мне многих мучений, — сердито ответил он. — У моей жены не будет выбора. Вместе с детьми она переедет жить сюда. Хотя так и должно было быть. Я часто говорил ей, что специально для этого расширю хижину. Но ты уйдешь. Я не хочу знать, где ты будешь жить и с кем, но я также не хочу, чтобы твой бастард рос рядом с моими детьми. Попроси мою бабку Одину взять тебя к себе, она будет даже рада.