Сиротка. Нежная душа
Шрифт:
Аранк потрясла Тошана за плечо. Воображаемое письмо, которое он только что написал Эрмин, помогло ему хотя бы в мыслях покинуть хижину.
— Племянник, ты молился богу белых? — спросила его тетя. — Твои губы шевелились, и мне показалось, что душа твоя была далеко!
Она говорила на языке монтанье, но он понял. Тошан испытал разочарование. Никогда его молодая супруга не прочтет это письмо. Он не мог нарушить клятву, вырванную у него Талой.
— Племянник, посмотри, — сказала Аранк, — моя сестра дышит легче, она открыла глаза. Тошан, дай ей ребенка!
— Нет,
Создавалось впечатление, будто Тала очнулась от сна, восстановившего ее силы. Она едва заметно улыбнулась, увидев Одину и узнав комнату, построенную еще во времена Анри Дельбо.
— На берегу реки воют волки, — сказала она. — Они голодны, зимой они всегда голодны! Я тоже хочу есть.
За этими словами последовала радостная суета. Престарелая индианка встала и увела младшую дочь в соседнюю комнату. Смерти придется искать другую жертву… Они загремели кастрюлями, стали шумно перебирать запасы продуктов.
Аранк так и не передала Киону Тале. Тошан вздохнул, но все-таки взял ребенка и бережно протянул его матери.
— У тебя на руках ей будет теплее, — смягчившимся голосом сказал он. — Твоя малышка очень красивая. А теперь, мать, я хочу, чтобы ты поскорее поправилась и вела себя разумнее. Бабушка Одина говорит, что ты полубезумна. Докажи нам, что она неправа. Ты должна вырастить Киону и сделать ее счастливой, она не виновата в грехах своих родителей. Завтра утром я уеду, на этот раз надолго. Запасов еды и дров достаточно, Шоган привезет вам рис, чечевицу и сахар, которых хватит до весны.
Тала слушала его, не сводя восхищенного взгляда со своей дочери.
— Ты добр, мой сын, — ответила она и наконец посмотрела на него. — Несмотря на твой гнев, ты не оставил меня, ты спас меня и Киону. Я должна сказать тебе что-то очень важное. Не надо слишком сильно ненавидеть Жослина Шардена! Сначала я его пожалела, потом решила вылечить, чтобы он вернулся к Лоре и Эрмин. Силе, которая толкала меня к нему, я не могла сопротивляться. Это я его соблазнила, а не он меня. Как знать, может, высшие силы соединили нас, чтобы Киона жила на свете? Я не знаю, почему твой отец не дал мне других детей, кроме тебя. Представь, как я удивилась, когда поняла, что беременна. И это в мои годы! Будь спокоен, сын, мое сердце больше не страдает от этой запретной любви. Теперь я не одна, у меня есть моя Киона, которую я буду любить и беречь. Я так счастлива! Возвращайся к своей супруге и детям!
Тошан только устало отмахнулся. Об этом не могло быть и речи. Он мог простить мужчину, который пожелал женщину, особенно в обстоятельствах, о которых он был наслышан. Шарден считал, что жить ему осталось недолго, и Лора собиралась замуж за другого. Однако ложь и трусость он ненавидел.
— Нет, мать! Я найду себе работу, мне нужны деньги. Ты не забыла наш уговор? Ты уйдешь жить к Одине. Я пообещал, что поменяю крышу на ее хижине, куплю провизии и ружье для Шогана. А потом приготовлю наше жилье к приезду Эрмин и детей.
Тала кивнула. Она уступала воле сына, которому она принесла столько боли и заставила разлучиться с теми, кого он любил. Однако перспектива жить в жалкой лачуге еще дальше к северу вместе с Аранк, Одиной, Шоганом, его женой и детьми, совсем ее не прельщала.
— С Кионой я смогла бы жить и в
Этими словами она давала Тошану понять, что дом принадлежит ей и она соглашается принести тяжелую жертву. Он прекрасно ее понял, но сделал вид, что ему все равно.
— Отдыхай, мать, — просто сказал он.
Ему стоило труда скрыть уважение, которое внушала ему твердость материнского характера, ее способность шагнуть в могилу и вернуться к жизни в следующее же мгновение. Тала, волчица! В глубине души он гордился тем, что она — его мать.
Глава 17
Соловей взлетает
Эрмин и Шарлотта в первый раз вывезли Мари и Лоранс на прогулку на улицу Сен-Жорж. Маленькие двойняшки выросли и заметно поправились. Каждая лежала в отдельной коляске, поэтому Эрмин в очередной раз порадовалась, что заботливая девочка всегда рядом. Снег всюду таял под лучами яркого солнца. День и ночь водопад на Уиатшуане глухо ревел, словно желая показать людям, что река наконец восторжествовала над зимой и вырвалась на волю, чтобы поскорее влиться в озеро Сен-Жан, которое тоже частично освободилось от ледяного плена.
Обрадованная потеплением, которое говорило о приходе весны, молодая женщина возвращалась с почты. Она отправила письмо Тошану по адресу, который он указал в предыдущем своем послании. Уже больше месяца ее супруг работал в Вальдоре — стремительно развивающемся центре горнорудной промышленности, в нескольких сотнях километров к западу от озера Сен-Жан.
Эрмин не сердилась на мужа, и все же никак не могла понять, почему он решил работать так далеко и по пути даже не заехал повидаться с ней и детьми в Валь-Жальбер. Разумеется, он что-то написал в свое оправдание в письме, но это только усилило ее терзания.
«Обидно, что он принимает такие важные решения, не спросив моего мнения, — думала она. — Он рассказал мне о своих планах, но так все равно нельзя! Тошан пишет, что мы будем жить в хижине Талы, которую он планирует сделать настоящим уютным домом, и я должна с этим смириться, уехать от родителей, уехать из Валь-Жальбера! Чтобы переделать жилище, ему нужны деньги. A его мать, которая очень любит свой дом и окрестные земли, уйдет жить к своим родственникам!»
— Тебе невесело, — негромко сказала Шарлотта. — Я это знаю наверняка, потому что ты уже три дня не поешь.
— Ты права. Меня очень расстраивает поведение Тошана. Я так хочу, чтобы он вернулся! Уже четыре месяца я его жду. Сначала я волновалась, но теперь… Мне иногда приходит в голову, что он не хочет больше видеть своих дочек и Мукки. А меня — еще меньше. И появляются совсем уж мрачные мысли…
Молодая женщина поверяла свои сомнения Шарлотте, потому что не решалась открыться родителям. Находясь на седьмом месяце беременности, Лора все время проводила за шитьем и вязанием, а Жослин с умилением взирал на жену. Если Эрмин заводила речь о долгом отсутствии мужа, то слышала успокаивающие слова, которые, однако, звучали довольно равнодушно.