Сиротка
Шрифт:
У Жозефа подогнулись колени. Он потер лицо, прежде чем ответить, словно надеялся, что ему удастся стереть следы замешательства.
— А, вы об этом… Это наша дальняя родственница, жена моего троюродного брата, которая живет в Шикутими. Она приехала сообщить о смерти своего супруга. Бетти была дома, и они немного поговорили.
Аббат кивнул. Жозеф попрощался и поднялся по ступенькам крыльца. Эрмин, которая у окна своей комнаты дожидалась их возвращения, быстро отступила, скрывшись в сумерках неосвещенной комнаты.
— Завтра я заеду за вами в половине пятого, — громко сказал
Девушка услышала его слова. Она закрыла глаза. Было такое впечатление, что с плеч свалился огромный груз.
— Спасибо, Господи! — пробормотала она успокоенно. — И тебе спасибо, Симон!
Ей стоило многих душевных мук рассказать во время исповеди о переменах в поведении Жозефа. Пришлось преодолеть свою стыдливость, но результат последовал незамедлительно — аббат примчался к ней на помощь, не усомнившись ни в едином слове. Эрмин схватила фотографию сестры Марии Магдалины и поцеловала.
— Моя Анжелика, я знаю, что ты заботишься обо мне! Спасибо!
Жозеф огласил новость на следующий день, за завтраком.
— Шинуку придется все лето стоять без работы, Мимин. Господин мэр одолжил свой автомобиль месье кюре, который теперь будет возить нас из Валь-Жальбера в Роберваль и обратно. Все только и думают, как бы тебе услужить, моя красавица!
Это обращение — «моя красавица» — вызвало неудовольствие как у Эрмин, так и у супруги достопочтенного рабочего.
— Не говори так об Эрмин, Жо! — сердито сказала Элизабет. — Ты стал много времени проводить в баре среди всякого сброда — и вот результат!
— Но я ничего плохого не хотел сказать! — возразил Жозеф.
— Такие слова можно говорить только своей жене, и больше никому, — отрезала супруга.
Жозеф уткнулся носом в кофейную чашку. Казалось, против него объединился весь мир. Симон весело присвистнул и послал Эрмин торжествующую улыбку.
Так аббат Деганьон стал шофером юной певицы и ее опекуна. Путь до города на машине занимал куда меньше времени, поэтому они стали выезжать позже. Девушка выходила из дома в парадном платье, поэтому больше не пользовалась раздевалкой. Суббота проходила за субботой, все складывалось наилучшим образом.
Эрмин получала все больше удовольствия от пения. Она пела, повинуясь собственному чутью, но так эмоционально и искренне, что публика, которая каждый раз менялась, аплодировала ей с энтузиазмом. О таланте снежного соловья заговорили в соседних городах. Люди стали специально приезжать в Роберваль, чтобы ее послушать.
Дама в черном всегда сидела на одном и том же месте, в глубине зала. Девушке ни разу не представилась возможность подойти к ней, даже если бы она того и хотела. Однако, поглядывая время от времени на стройную фигуру в черных одеждах и небольшой шляпке с вуалью, она испытывала глубокое сострадание. Басня Жозефа произвела на нее эффект, противоположный тому, на который он рассчитывал. Он хотел испугать девушку своей грубой выдумкой, но получилось наоборот — таинственная дама в трауре вызывала у девушки живой интерес.
По окончании песни Эрмин часто улыбалась, глядя на даму в черном и пытаясь рассмотреть под вуалью ее лицо. Лора не верила своим глазам — эта улыбка была, без сомнения, адресована именно ей. Утопая в море вопросов, она принимала ее как самый дорогой из подарков.
«Что бы это могло означать? Неужели Маруа все-таки рассказали ей обо мне? Если так, почему она не приходит меня навестить? Почему уезжает сразу после выступления? А если она улыбается мне, не зная, кто я такая, это лишний раз доказывает, что у девочки доброе сердце!»
Лора упорно носила траур, вызывая тем самым сочувствие и любопытство. Однако отказываться от черных одежд не собиралась, поскольку они служили ей надежным щитом от мужского внимания.
В одну из суббот, в середине августа, к числу обычных пассажиров автомобиля добавились Элизабет, Арман и маленький Эдмон. На молодой мадам Маруа было самое красивое платье и новые туфли. Несмотря на присутствие в зале Лоры Шарден, она получила огромное удовольствие от выступления Эрмин.
С момента их первой встречи Жозеф еще дважды посещал мать девушки и оба раза возвращался домой с пачкой долларов в кармане.
— В сентябре вы сможете поговорить с дочкой, — говорил он Лоре с презрительной усмешкой.
Лоре этот высокий мужчина с грубыми чертами и поседевшими усами не нравился. И все же она надеялась, что он выполнит условия договоренности и она наконец встретится со своей дорогой девочкой. Мечтая об этой встрече долгими вечерами, она называла ее именно так — «моя дорогая девочка»…
«Такое счастье — видеть ее каждую субботу и слушать, как она поет! Мне кажется, что ее голос гасит мою печаль. Моя дорогая девочка, моя прекрасная Эрмин!»
Лора без сожаления отсекла первую часть — «Мари» — от имени своей дочери. Она чувствовала, что лучше называть девушку так, как ее звали Жозеф и Элизабет.
— Поскорее бы пришел сентябрь! — каждое утро повторяла она.
Роберваль, конец августа 1930 года
Этим вечером за руль вместо аббата Деганьона сел мэр Валь-Жальбера. Он явился к Маруа в темно-синем костюме, белой сорочке и новом галстуке в тон.
— Месье кюре призвали к одру умирающего. Я говорю о старике Жюле Потвене, — пояснил он, поприветствовав семью. — Я с радостью его подменю. Я тоже хочу послушать нашего соловья, нашу местную знаменитость!
Эрмин покраснела. Жозеф был польщен комплиментом.
— Мне не хотелось бы, чтобы из-за нас… — начал он.
— Не беспокойтесь, Жозеф, я сделаю это с удовольствием. И я хочу пригласить вас на ужин.
Месье Маруа и мэр всю дорогу развлекали друг друга беседой. Сидя на заднем сиденье, Эрмин любовалась пейзажами. Симон решил покинуть Валь-Жальбер в понедельник вечером. Узнав об этом, девушка расстроилась. Она знала, что Жозеф будет вне себя от злости, а Бетти воспримет это как тяжелый удар. Атмосфера в доме станет гнетущей, и сколько это продлится — неизвестно… Чтобы отвлечься, она перечитала список песен. Среди них было две новых. Одну, «Белые розы», исполняла популярная французская певица Берта Сильва. Девушка стала повторять слова, едва шевеля губами.