Сиртаки давно не танец
Шрифт:
– Лёё-ё-ши-и-и-к! – Адель аж завизжала от радости и тут же обожглась об горячую сковороду. – Как здорово! Мне каждый твой поход на работу на эту стройку – как вилы! Когда ты домой приходишь усталый такой, бледный. Ой, Лёшка… это прямо невозможно на тебя смотреть! Мне всё время плакать хотелось! Неужели нам так повезло?! Ты знаешь, я сегодня тоже ходила устраиваться на другую… – начала было она, но вовремя осеклась. Зачём Лёше рассказывать про деда? Ему будет неприятно.
Лёшка с удовольствием жевал котлетки с подливой и рассказывал
– Как ты там будешь работать? – Адель даже не заметила, что на пальце надувается пузырь. Она никак не могла оправиться от счастья, свалившегося на них в одночасье. – Ты ж по-гречески так себе…
– Так мне и не надо! Вот в чём большое везенье – мне греческого не надо! Я ж русских туристов должен сопровождать! Точнее, русскоязычных, из СССР. Понимаешь?!
– А-а-а-а!!! – Аделька с визгом кинулась Алексею на шею. – Класс! Класс! Ничего, немного поработаешь, время протянем, а тут уже и наши документы сделаются, чтоб можно было подавать заявление в университет!
– Ты знаешь… – Лёша осторожно, но настойчиво отстранил её, – постой! Видишь же – я кушаю! – Он ручкой вилки почесал себе затылок. – Если работа пойдёт нормально, люди будут приезжать, ну, и так далее, зачем мне этот университет вообще? Главное что? Найти свою нишу в жизни, хорошо зарабатывать и жить нормально. Это у нас все были помешаны на высшем образовании, а здесь оно никому не нужно!
– Как это «зачем»? – чайник начал свистеть, но Адель его не слышала. – Ты же сам хотел стать юристом. Работать адвокатом.
– Ты ещё скажи, что меня в Городе ждут бывшие друзья, Мужик там, ещё кто. Что я обманул их надежды и так далее. Плевать я на них хотел, я никогда преступников защищать не собирался. Всё это давно прошло, понимаешь? Здесь новая жизнь, жизнь с нуля!
– А как же я?
– В смысле, что «ты»?
– Я ведь хочу поступить на медицинский факультет! Я только и думаю о том, как стану студенткой! Жить и знать, что твой удел навсегда – это уборщица – невозможно!
«За бортом»! «За бортом»! Как мама мне говорила? «За бортом»! Неужели мама знала всё наперёд? Или она сглазила сама?!
– Адель! При чём здесь ты?! Конечно же, ты будешь поступать, даже обязана поступать! Ты умница! Поступишь, окончишь, будешь работать врачом. При чём тут мой факультет?!
– Лёшик, миленький! Ты забыл, как мы с тобой собирались вместе учиться, вместе ездить в университет, вместе заниматься?! Ты сам говорил, как только с бумажками разберёмся, так заявление и подадим! Ругался, что Греческое государство так задерживает всё. Теперь передумал?
Лёша отодвинул от себя тарелку с недоеденными котлетами:
– Послушай, – тихо начал он, – я тебе русским языком говорю: поступай, учись где хочешь! Я буду только рад! Но как я могу учиться, если с мая по октябрь буду работать в туризме, а это значит, что в Салониках бывать практически не смогу!
– Ты будешь жить в другом городе?!
– Я буду жить везде! То там, то тут! То в одной гостинице, то в другой! По всей греции. Куда туристов повезу, там и останусь. Разве это не понятно?! Я ж не могу их отвезти в Касторью, оставить и вернуться?! Как ты думаешь?
– Аа-а… а когда у тебя выходные? – Адель чувствовала, как радость предательски покидает её.
– Какие «выходные»?! Ты что, не понимаешь, что в туризме не бывает выходных? Это называется «сезон». Туристы приезжают и в субботы, и в воскресенья, и ночью, и на рассвете! Когда у них загорится, тогда и приезжают! Когда самолёт приземляется. Работникам туризма, то есть мне, отдыхать придётся зимой, с середины октября до конца апреля. Такой график у всех!
– И ты согласился на эту работу?!
– Что ты хочешь сказать, что я, напротив, должен был отказаться и пчёлкой летать по стройкам с ведрами раствора в руках всю жизнь?! Что меня на стройке ожидает?! Прибавка к жалованию? Ты хоть раз вспомнила, что у меня больной позвоночник и я не могу физически работать? Может, мне операцию надо на нём делать?
– Да, но… операция – это последнее дело. Если с позвоночником проблемы, то надо сперва накачать спину, чтоб мышцы его держали…
– Я вижу – сильно умная стала, – Лёша злился уже на полном серьёзе, – вместо того, чтоб обрадоваться за меня, чтоб поздравить, поддержать меня, ты начинаешь нудеть. При чём тут позвоночник? У меня и желудок болит, мне нельзя давать физические нагрузки, и видеть я стал хуже. Ты всего этого не знаешь, я тебе не жалуюсь, не рассказываю, так ты меня и не понимаешь. Что ты после этого за жена, если и не понимаешь и не поддерживаешь своего мужа?
Аделаида смотрела на Лёшу в упор и не могла поверить, что всё это ей говорит её Лёсик. Как это может быть? Значит, он всё это время терпел её непонимание, прощал ей отчуждение от его проблем и никогда этим не попрекал? Он страдал и мучался, но не хотел ей ничего говорить? Почему? Ах, какая я эгоистичная дура. Да потому что очень любил и не хотел расстраивать, потому что щадил и берёг наши отношения. Правильно говорила мама, ты только о себе думаешь и привыкла жить на всём готовом. Точно. Вот может и позвоночник у Лёсика стал болеть именно из-за этих строек, где он для них же зарабатывал деньги как простой чернорабочий, и в дождь, и на жаре.
– …знакомства разные. Сюда же миллионы людей приезжают на отдых. Может, когда-нибудь своё турагентство открою. Да ты слышишь меня, или нет?
Адель от неожиданности вздрогнула.
– Слышу, конечно, – она снова готова была кинуться Лёше на шею от радости, и орать как ненормальная, что не хочет оставаться одной в пустой квартире на полгода, и залезть под стол, плакать там не переставая, и закрыть лицо от стыда, чтоб никто не догадался, какая она нецелеустремлённая хамка и «потребитель», вообразившая себя пупом Земли.