Сиверсия
Шрифт:
– Ч-то? – не веря тому, что только что слышал, переспросил Хабаров.
– Что ты с лица сменился? – Петрович снова углубился в свои подсчеты сделанных ставок. – Ставки растут. Ты день за днем всех кладешь. Результат всем известен заранее. Все ставят на тебя. Казна нищает. Ты проиграешь Хлюпику, деньги уйдут в клуб. Все ж опять на тебя поставят!
– Но… Это же … нечестно.
– Н-да? – Петрович удивленно вскинул брови. – Ну, извини, пионер!
Хабаров вульгарно сплюнул на пол.
– Ты, паря, не дури. Полгода сможешь
– Вы что, сума все посходили?! Я Громилу с Бимбо уложил, а им равных до сих пор нет, а тут Хлюпик… Не лягу! Так и передай начальству!
Гулко хлопнув дверью, Хабаров ушел в раздевалку.
– О! О! О! Напугал ежа голой задницей…
Кряхтя и ругаясь, Петрович выволок свое грузное тело из-за стола и отправился следом.
– Ты чего концерты устраиваешь, недоумок? Тебе платят – ты работаешь.
Хабаров хищно сощурился.
– Я в цирке не работаю!
– Ты глазищами-то не вращай. Страшно, аж между ног покалывает! Один он, видите ли, чистый и честный, а все кругом… Ты, когда свое колено лечил, не спрашивал, откуда деньги и за что тебе их в простое платят. Брал! И когда «голым» к нам пришел, на «чтоб обжиться» тоже брал. А здесь не профсоюз, между прочим! Кому ты нужен кроме нас, паря? Ладно, не хочешь играть по правилам, уходи. Начальство тебя уважает, живым отпустит. Но когда ты, Саня, получишь гроши на каком-нибудь захудалом заводе или в паршивом спортклубе, назад не ходи. Не возьмем! Как ты проживешь на зарплату? Зарплаты тебе на минералку не хватит. У тебя ж ни дома, ни семьи. Только вот это, – он обвел взглядом спортзал. – Так что разогревайся. Скоро начинаем.
Бои проводились в старом здании спортклуба, лет пять или шесть назад приказавшего долго жить. Снаружи здание выглядело абсолютно ветхим и необитаемым, зато внутри оно было оснащено по последнему слову спортивной техники. На время состязаний большой зал, используемый для тренировок, превращался в спортивную арену, окруженную со всех сторон рядами зрительских кресел.
Третий звонок. Дым. Духота. Жара. Шум.
– Саша, первые минут пять работаешь на зрителя, – наставлял Хабарова Петрович. – Поаккуратнее, прошу тебя! Не забывай, сегодня Хлюпик должен победить. Ты же при первом удобном случае…
– Хватит! Понял я. Б…! Я чувствую себя проституткой!
– Ты, Санек, о деньгах лучше думай. Любопытным мы потом объясним, что ты не в форме, что сказались последствия травмы…
Они сошлись в центре зала, обменялись, как полагается, приветствиями и, едва уловив отрывистую команду «Бой!», принялись за работу.
Хлюпик оправдывал свое прозвище. Он боялся Хабарова и всячески старался избежать работы в «полный контакт». Светловолосый, краснощекий крепыш, Хлюпик порхал по ковру, как бабочка, уйдя в безнадежно глухую оборону, отдавая инициативу Хабарову, безраздельно.
«Тебя что, урода, не предупредили? – горячился Хабаров, изо всех сил стараясь не угробить Хлюпика очередным наивным ударом. – Как же лечь-то под тебя, коли ты сам того и гляди в обморок от страха свалишься?»
Стройный, подтянутый, проворный Хабаров выгодно смотрелся рядом с противником. Вот только лицо его было отрешенно-безразличным сегодня и потухшим взгляд.
Если бы Хлюпик хоть немного постарался, Хабаров ему подыграл бы, подыграл бы вплоть до симуляции последствий болевого шока. Но в том-то и беда, что Хлюпик не старался. Он совершенно не стремился к победе. Наоборот, делал все возможное, чтобы проиграть.
«Не может быть, что тебе не сказали исход боя, – думал Хабаров. – Неужели ты так боишься меня, что тебе даже на уговор, на деньги – плевать? Тебя же, дурашка, достанут. С тобой они церемониться не будут. Они тебя зароют…»
– Ну, давай же! – крикнул ему Хабаров.
Толку не было. Так прошло первых пять минут.
Хабаров остервенело наносил удары, которые на деле были всего лишь хорошей имитацией ударов. Хлюпик плясал вокруг него, то приближаясь, то отскакивая, все его удары приходились в цель, вот только настоящих ударов не было. Зрителям надоел этот любовный танец. Зал недовольно загудел. Несколько горячих голов даже выкрикнуло, сложив руки рупором: «Долой обоих!» «Позор!»
«Я сыт по горло этим дерьмом! – негодовал Хабаров, тщательно примеряя на себя ничтожные, детские шлепки Хлюпика. – На кой тебе это надо, Хаб, ложиться под какого-то урода? Тебе, кого непросто уложить даже хорошим ударом! – заводил себя все больше и больше Хабаров. – «Шестеркой» заделался. От твоих принципов такая вонь идет, даже вокзальному сортиру завидно! Да пошли вы все, с кайфом вашим!» – и в красивом прыжке Хабаров нанес ногой молниеносный захлестывающий удар Хлюпику по голове. Тот рухнул и замер.
До десяти судья ухитрился считать целых полминуты. Впрочем, он мог бы считать и весь остаток вечера. Хлюпик был в нокауте. Не дожидаясь окончания этого фарса, Хабаров ушел в раздевалку, подхватил свою спортивную сумку, бросил в нее кроссовки, спортивный костюм и, ни с кем не попрощавшись, быстрым пружинистым шагом пошел прочь. Навсегда.
Вскоре после «побега» Хабарова нашли бывшие «работодатели», но, убедившись, что он не переметнулся к конкурентам, а вообще бросил спорт, от него отстали.
А потом…
Потом целых полгода, на чужой шикарной даче он просто спивался, ни с кем не общаясь, не имея ни надежды, ни веры в то, что в его жизни будет что-то лучшее, чем недопитая накануне бутылка дешевой водки.
Появление старого друга не вызвало энтузиазма у Хабарова. Небрежно запахнув грязную телогрейку, наотмашь высморкавшись, он пригласил гостя в дом, который сторожил, сразу предупредив:
– В доме холодно, жрать нечего. Если приехал с душеспасительными беседами, вали сразу.