Сиверсия
Шрифт:
– Позвонить?
– Позвони. Оставь свои координаты. Да не тушуйся. Это не прямой номер. Просто номер, используемый для связи. Мы проверяли. Помнишь, как в фильме про Жеглова и Шарапова: «Сидит там старушка – “божий одуванчик”…»
Уже поздно ночью Хабарова, задремавшего у телефона, разбудил звонок.
– Да! – порывисто выдохнул он в трубку.
«Я каждую пятницу начинаю с того, что плачу по счетам», – раздался ровный спокойный голос.
– Ой! – смутился Хабаров, мгновенно узнав «Седого». –
«Не надо извиняться, – перебил его «Седой». – Ты был прав насчет ноги. Нога в порядке. Даже могу в гости к тебе зайти. Если пригласишь».
– Конечно! – заторопился Хабаров. – Я живу…
«Я знаю».
В трубке раздались короткие гудки, и Хабаров сонно уставился на нее.
Через мгновение раздался звонок в дверь. Он открыл, испытывая смешанное чувство необходимости и страха.
Двое спортивных парней прошли в квартиру, осмотрели ее, заглянули даже в шкаф и на антресоли, потом один ушел, а другой остался в коридоре, у двери. Не заставив себя ждать, появился «Седой».
– Оставайтесь снаружи, – распорядился он и прикрыл за собою дверь.
– Проходите. Я так смущен тем, что…
«Седой» жестом остановил.
– Не обольщайся. Неподалеку дела были. По пути решил к тебе зайти. Что смотришь?
– У вас охрана такая… Как же на речке?
– Женщины… – «Седой» добродушно развел руками и сел в единственное в комнате кресло. – Леночка замужем. Это был ее муж с дружками. Я же не мог позволить себе личную жизнь на виду у всех. Но хватит об этом! – ледяным тоном закончил он.
Улыбка исчезла, лицо стало бесстрастным, взгляд стальным.
– Откуда ты узнал, кто я?
Хабаров такого вопроса не ожидал, как не ожидал и визита «Седого». Он лихорадочно решал, как ответить.
– Говори правду. Иначе я встану и уйду.
Хабаров рассказал о разговоре с оперативником, о том, как нашел Орлова и Лаврикова утром полуживыми в ангаре, о том, что он загнан в тупик. Потом, сам не зная почему, стал говорить о том, как жил, рассказал о друге – Генке Малышеве, о его мечтах, которые стали теперь его, Хабарова, целью, которую он должен воплотить в жизнь, чтобы не носить в себе удушающего чувства вины. Он стал говорить о том, что ему и его ребятам никаких выгод и благ не надо, только бы не мешали работать…
По мере того, как говорил Хабаров, лицо «Седого» подернула поволока грусти, он прикрыл ладонью глаза, и со стороны казалось, что он погружен в размышления, тягостные и, вместе с тем, светлые, хранящие воспоминания давно минувших дней.
– Кто на тебя «наехал», я знаю. Тебя больше не тронут. Твоим ребятам компенсируют моральный вред.
Хабаров растерянно смотрел на «Седого».
– Это все? Вернее, я хотел спросить, неужели так просто можно решить мою проблему?
Лицо «Седого» потеплело.
– Нет у тебя проблемы.
Вдруг на белоснежной манжете рубашки «Седого» Хабаров заметил пятна еще не высохшей чужой крови. Холодок пробежал по спине: «Вероятно, Леночка теперь вдова…»
– Как мы должны платить за услугу? – выдавил он из себя.
«Седой» улыбнулся той загадочной улыбкой, которая располагает людей безоговорочно верить.
– Плата должна быть пропорциональна труду, вложенному мною в решение твоей проблемы, – сказал он. – С тебя, Саша, чашка кофе. Спать очень хочется…
Давно это было.
Только год спустя, на похоронах «Седого», умершего от рака, Хабаров узнал, что «Седой» был родным братом отца Генки Малышева.
Дальше не все было просто и гладко, но «Седой» дал им фору в начале.
Хабаров медленно поднялся, коснулся обелиска рукой.
«Нас, жестких, прагматичных, пробирает лишь то, что остается, что продолжает быть, когда породившее его уже прах. Человек только тогда человек, когда в нем жива память…»
Виктор Чаев остановил машину у подъезда Лоры.
– Зайдешь? Кофе выпьем, – обворожительно улыбнувшись, предложила она и нежно погладила руку Чаева.
– Слишком поздно для кофе, – сдержанно ответил тот.
Лора недовольно фыркнула, поерзала на сиденье. Такой ответ ее не устраивал.
– Что ты за человек, Виктор? Весь вечер ты смотрел на меня глазами брошенной собаки. Сейчас у тебя есть шанс залезть мне под юбку, но ты весь в комплексах.
– Причем тут комплексы?
– Тебя разве не тянет трахнуть меня?
– Я рассчитываю на большее. Ты мне нужна на жизнь, а не на ночь. Понимаешь?
Она обняла его, судорожно вздохнула, по щекам потекли два тонких извилистых ручейка слез.
– Прости…
– Лорка, ты чего?
– Никто никогда мне таких слов не говорил. Я сейчас на свою жизнь оглянулась, и мне так стыдно за нее стало. Все какие-то козлы, кобели попадались. Дрянь, одним словом! И я – дрянь!
Чаев погладил Лору по волосам.
– Успокойся, это меланхолия во хмелю. Тебе надо поспать. Утром снова сможешь смотреть на мир сквозь розовые очки.
Лора отстранилась.
– Виктор, останься. Я никогда никого не просила, но…
– Через два часа у меня поезд. Работенка, непыльная, подвернулась.
Лора проворно выбралась из машины, гулко хлопнула дверцей.
– Вот из-за таких, как ты, Чаев, и появляются морщины!
«Лагуна» была уютным рестораном, где можно было хорошо поесть, послушать цыган, посмотреть их зажигательные пляски, а при желании и самому присоединиться к действу.
Войдя в зал, Хабаров жестом подозвал официанта.