Сияющий мир
Шрифт:
Глаза Эйс наполнились слезами. Но Нейт не смел утешить ее, хотя и понимал, что, кажется, сейчас поступил ужасно.
И все же, ради блага дочери, ложные надежды нужно было разрушить.
– Нельзя верить мечтам. Ты не станешь рождественским ангелом. Никогда. Им станет Бренда Уэстон.
Эйс упрямо помотала головой, не желая сдаваться.
– Ты не умеешь петь. У тебя абсолютно нет слуха.
Рот Эйс приоткрылся, мгновение она молчала, а потом издала крик боли, такой, что Нейт вспомнил об умирающей Синди. И все же заставил себя продолжить:
– Бренда
– Ненавижу тебя! – закричала Эйс и бросилась к Морган, спрятав лицо в ее коленях.
Учительница глядела на Нейта как на черта, поднявшегося прямо из ада.
– Как ты мог? – тихо спросила она, прижимая к себе девочку.
Да, он и сам задавался этим вопросом. Как он мог позволить такому случиться? Дать надежде шанс прокрасться в их души? Поверить в невозможное?
– Кто-то должен был это сказать.
– Но не так!
– Именно так.
– Ты разбил ей сердце.
– Нет, – спокойно возразил Нейт. – Оно было разбито. В отличие от тебя, я стараюсь сделать все возможное, чтобы это не повторилось.
– В отличие от меня? – прошептала Морган.
– Нам не нужны мечты, мисс Мак-Гир. Не нужны ваши глупые надежды и фантазии.
– Это верно. – Морган подняла голову, ее глаза сверкали гневом. – Вам не мечты нужны, а чудо!
Нейту показалось, что еще секунда, и Морган тоже закричит, что ненавидит его.
– В чудеса мы тоже не верим, – как можно равнодушнее произнес он, снова чувствуя боль в душе.
Морган так и не сказала, что ненавидит его, но взгляд ее был полон боли и отчаяния. Она обняла Эйс, и они вдвоем удалились.
Только когда за ними закрылась дверь, Нейт позволил себе присесть на сцену и, сгорбившись, спрятал лицо в ладони.
– Отлично, – пробормотал он. – Если на свете есть ангелы и чудеса, им самое время появиться.
Он чувствовал себя на редкость глупо. И еще снова появилась та сосущая пустота, как возле могилы Синди. Казалось, его окружает тьма, угольно-черная, ледяная, такая плотная, что больше ни один луч света не сможет пробиться сквозь нее.
Морган огляделась. Елка лежала на полу, все вещи были упакованы. Только крючки для пальто остались висеть в прихожей – она не могла заставить себя взять их.
Морган теперь признала свои ошибки. Она слишком привязывалась ко всему, что ее окружало. Она полюбила Эйс Хетоуэй. Более того, она полюбила ее отца.
Последние несколько недель она взращивала мечту в сердце: они втроем будут вместе, станут семьей. Каждый раз, когда Нейт брал ее за руку, говорил с ней, целовал ее, эта мечта обретала новые краски. Морган впервые в жизни чувство вала себя по-настоящему счастливой. Не было больше тягостной пустоты.
Как же она могла оставаться здесь после того, как выяснилось, что ее мечта – так же как и мечта Эйс – была всего лишь самообманом? Всего лишь фантазией.
«Нам не нужны мечты, мисс Мак-Гир. Не нужны
Эти слова ранили ее глубоко, а как он вел себя с Эйс! Морган все еще вздрагивала, вспоминая злое, угрюмое лицо Нейта. Да, она ошиблась, когда увидела в нем доброту и нежность – то, чего в нем не было. Морган вечно делала такие ошибки.
Мысль о том, что он знал, какую боль причинил ей, была невыносима. Она больше не могла здесь оставаться, ее гордость просто не позволяла. И Морган собиралась уехать сразу после рождественского шоу.
На Рождество, когда все торопились к своим семьям, чтобы провести в узком кругу несколько счастливых часов, ей было суждено ускользнуть одной, незамеченной. Уйти – куда-нибудь. Не важно куда. У нее имелись кое-какие сбережения. Морган просто сядет в машину и уедет, а когда найдет то место, где захочет остаться, тогда и перевезет вещи, которые пока останутся в этом маленьком доме.
Может, она не станет перевозить только лиловый диван. Может, и вообще бросит все вещи. Может, нагонит мать, и они будут радоваться своему одиночеству в Таиланде.
Морган прекрасно знала, что опутывает себя паутиной лжи: одиночество никогда не могло заменить ей того, к чему так тянулось ее сердце. Но ей никогда не достичь своей мечты – она прочитала это в лице Нейта. Холодном. Жестоком.
Если бы она только обратила внимание на таб личку на двери кузницы! Но она задержалась и только сейчас собиралась последовать разумному предостережению: «Уходите прочь». Ради себя самой, ради того, что еще осталось, ей следовало уйти.
«А как же дети? В такое время года почти невозможно найти замену. Кто позаботится о них?»
Но она тут же приказала себе забыть об этом, откинуть все мысли, которые могли ослабить ее решимость.
Нейт думал, что, решив никогда больше не звонить Морган, он одурачит тоску. Но затем понял, что отчаяние, испытанное ранее, было детской игрой. В случае с Синди, в случае с Дэвидом никто не мог дать ему второго шанса, вернуть их… Ему приходилось прощаться.
Но Морган была жива. Она была в этом городе, на расстоянии нескольких миль от него, и Нейта тянуло к ней как магнитом. Он в который раз перебирал свои слова, поступки, спрашивал, правильно ли поступил.
И даже Эйс, которая все прощала ему, не простила на этот раз. Обида, которую держала на него дочь, была для Нейта пыткой, неизведанной раньше. И все же разве он мог поступить иначе? Разве мог он позволить своей дочери увлечься химерами? Сказать ей: «Да, Эйс, конечно, ты будешь рождественским ангелом. Валяй, верь в это, пока реальность сама не разобьет в осколки твою глупую мечту».
Нет, он не должен был так поступать. И влюбляться в Морган тоже.
Кроме отчаяния, Нейт ощущал еще и ярость – на самого себя. Куда ни обернись, всюду его окружали скалящиеся ехидные морды злости, тоски и безысходности. И он больше не видел ни единого луча спасительного света.