Сияющий вакуум (сборник)
Шрифт:
«Сброшенный с круга вечности герой выбрал свою мать! Почему я отождествляю себя с героем?» — с ужасом зафиксировал тренированный мозг бывшего психиатра. Но он не смог не продолжать. Завертелись, пронеслись стены, замелькали раскачивающиеся квадраты окон. Люди в белых халатах и белых шапочках. Ласковые руки матери. Марии… («Какая все-таки гадость, что она не хочет кормить меня грудью»). Его заставили в чем-то расписаться! («Ну как младенец может в чем-то расписаться?») А может быть, расписывался он еще там, на том свете, отправляясь в очередной путь, и воспоминания поменялись местами?
Героя везли домой, как и всех новорожденных, на такси. Его посадили рядом с шофером, и, удобно вытянув ноги, он имел полную возможность радостно гугукать!
«Какая все-таки у меня дурная мать! Почему она не любит носить меня на руках? Прижимать к себе мое нежное детское тельце! Она просто обязана это любить, а она… Приходила же она ко мне когда-то со мной на руках? Приходила!.. А теперь не хочет больше приходить!»
В комнату вошла Мария. Она поставила на стол тарелку с протертым супом.
— Денис Александрович, миленький, вставай-ка! Обед я тебе, гаду, сварила!.. — Когда он в ответ радостно запищал, она сорвалась на крик: — Вставай, а то я тебе этой тарелкой череп проломлю!
«Почему она путает? Почему она путает и называет меня не так? Да, я когда-то был этим Денисом Александровичем. — Он с хлюпаньем всосал густую теплую жидкость с ложки. — Но теперь-то я младенец. Я народившийся Эрвин Каин! Мне предстоит написать «Там», потом «Здесь», а потом мне дадут ружье и я буду стрелять зайцев и изюбров на том свете!» После обеда Мария вынесла его на балкон и, укрыв пледом, устроила в кресле. Было тепло, свежий воздух приятно щекотал ноздри. Раздражал только белый солнечный свет, от которого приходилось щуриться.
«Я сочиняю сейчас роман-откровение! И оно будет уничтожено во мне, это откровение. Я потеряю память. Неужели я, великий Эрвин Каин, не смогу ничего предпринять, не смогу предотвратить эту потерю?!»
В этот вечер Мария устраивала его спать необычно ласково. Подоткнула под ножки одеяльце, погладила по головке. А через полчаса сквозь сон Эрвин Каин услышал тихий стук в дверь. Потом шаги, потом звон бокалов, потом негромкие голоса. Мария принимала любовника.
«Мне нет дела до забав матери! — думал Эрвин Каин. — Я должен найти решение, как донести содержание романа до человечества. Два моих будущих романа и даже небесные записки ничего не значат в сравнение с ним! Они лишь жалкие осколки истины!»
В соседней комнате разговор сделался живее. Обсуждали какие-то патологии. Судя по сленгу, любовником Марии был новый психиатр из того самого отделения, где он лежал в прошлой жизни. Они даже смеялись. Булькало вино. Эрвин Каин сполз с постели (как все же тяжело бытие младенца). Опустился на четвереньки, подполз к двери, пихнул ее всем телом.
В ярко освещенной комнате немолодой психиатр пытался поцеловать уже очень состарившуюся Марию.
— Дениска приполз? — оскалилась Мария. — Он теперь у нас уже ползунок! — Она смотрела на него с раздражением. — Яркий пример, что из хороших дел выходит только зло себе!
— Везде сумасшедшие! — галантно улыбнулся психиатр. — На работе сумасшедшие, дома сумасшедшие, у тебя сумасшедшие! — Он сверкнул вставными зубами. — Ну прямо конец света!
— Да, конец света! — неожиданно для себя и еще более неожиданно для Марии крикнул Эрвин Каин.
Но вы не понимаете, что такое конец света! — Хватаясь за косяк двери, он с трудом поднимался на слабых детских ногах. — Конец света — это не конец какой-то гадкой, голубого цвета планетки, скажем после атомной войны! Конец света — это конец и того света, и этого света, и вообще света!
Психиатр открыл рот, и при свете яркой лампы можно было сосчитать все его золотые зубы.
— Конец света — это конец видения, конец отражений! Фотон разумен, он такое же живое существо, как и электрон! И он смертен! Цивилизации фотонов приходит конец!.. И это только первый из девяноста тезисов моего романа!.. Ну, что же вы сидите, возьмите бумагу, пишите же!.. Пишите!..
Мария вопросительно взглянула на психиатра. Психиатр покивал, пряча полосу сверкающего металла в алой мякоти губ.
Она сошла с дивана, взяла блокнот, подняла голову, вглядываясь в Дениса Александровича, и в ожидании послюнявила карандаш.
Москва, 1983–1988—1996 гг.