Сизигия
Шрифт:
— Спокойно, — послышался рядом его низкий голос. — Не горячись, Марк. Недавно я сказал, что все мы люди. Мы все разные. Я не могу себя изменить, — добавил он тихо, — как и ты. Не вини меня. Вини, если хочешь, человеческую природу. Вини Разум, который нас разоблачает. Но над этой проблемой нам предстоит работать вместе. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Ты прав, — сказал я после долгой паузы. — Завтра мы должны предупредить поселок…
8
Собрание мы решили назначить на два часа дня, чтобы не оставлять много времени для
Пока я это все организовывал, Артур провел несколько часов у видеофона, сметая одно за другим препятствия, пока наконец не добился, чтобы его соединили непосредственно с тем министром в Совете, который занимался внутренними делами. Таким образом, Артуру удалось сообщить правительству о происшествиях в Риверсайде и о Разуме.
Криво улыбаясь, он сказал мне, Что министр пообещал немедленно рассмотреть вопрос. Другими словами, добавил он от себя, они сформируют комитет, который после подобающего периода беременности разродится подкомитетами. Возможно, даже создадут комиссию по установлению фактов.
В одном можно не сомневаться: они ни за что не успеют построить на материке лагеря для беженцев. Риверсайду и другим прибрежным поселкам, равно как и прибрежным городам, придется перетерпеть все на месте.
Артур связался также с учеными, живущими на побережье, и рассказал им о полученных результатах; они пообещали начать работу в том же направлении и перезвонить, если возникнут новые идеи.
Лично я в то время не верил ни в какие новые идеи и считал, что нам остается надеяться только на здравый смысл людей, хотя и на него особо полагаться тоже не стоило. Впереди нас ожидали весьма напряженные дни, и у значительной части населения нервы могли не выдержать…
По дороге к Куполу отдыха вместе с нами шли группы людей, и я подумал, что явка будет хорошей. Интересно, о чем они уже успели узнать и о чем догадаться?
В последние дни я наслушался в «Клубе» разных диких теорий. Общим в них был приезд Артура и его группы. Все уже знали, что их работа связана с феноменом приливов, и теперь жители связывали с учеными вспышки немотивированного насилия и злобы. Такая нелогичность характерна для малоинформированных людей.
А поскольку все знали, что я общаюсь с Артуром, то могли обвинить и меня, а то и всю Станцию: дескать, какой-нибудь из наших экспериментов вышел из-под контроля… Настало время объясниться начистоту.
— Эй!
Я услышал крик и обернулся. За нами пылила веселая троица — Минти, Спарк и Йонг. Они напомнили мне шакалов, но я поспешно подавил эту мысль.
— Эй ты! Нет, ты!
Они показывали на Артура. На всякий случай я прибавил шагу. В их поведении было что-то угрожающее, хотя их мысли не читались.
Мы подошли к Куполу и начали пробираться через толпу, собравшуюся у дверей.
Позади послышался голос Йонга:
— Убирайся домой, шпион!
Мне стало не по себе от враждебности, которую я ощущал вокруг. Мы с Артуром подошли к трибуне в дальнем конце зала. Мне хотелось как можно скорее открыть собрание,
Места заполнились, сзади стояли опоздавшие. Слышался гул голосов. Я с волнением вглядывался в лица и радовался, что не чувствуется явной враждебности — только мрачное настороженное ожидание. Что ж, это в порядке вещей. Чрезвычайные собрания созываются не для приятных сообщений. Народ готовился к худшему. Показательно, что работники Опытной Станции сидели отдельно от независимых колонистов…
На возвышении стоял длинный стол и шесть стульев. Мы с Артуром сели, присоединясь к Дону Маккейбу и другим членам группы — Филу Хорсли и Элу Пендлбери. Председательствовал, как всегда, его преподобие Эммануэль Лайонел Борд, наш духовный пастырь, который, боюсь, оказался в некотором, род с шаткой опорой.
Мы никого не просили вести собрание; я просто сообщил Борду, для чего нам нужен Купол. Но Борд, очевидно, счел своим долгом не пускать собрание на самотек. Священники вообще полагают себя вправе находиться в центре всех местных дел. Я заметил, какой кислый взгляд бросил на него Артур, когда его преподобие постучал молоточком, призывая к порядку.
Затем он встал, и собрание неохотно затихло. Борд представил группу. При каждом имени, кроме моего, он поворачивался к называемому пущ и свистящим театральным шепотом осведомлялся, правильно ли он запомнил. Полное незнание предмета не помешало Борду произнести целую речь состоявшую, по большей части из домыслов. Он был в полном облачении по-моему, он его вообще не снимал. Я, например, просто не мог представить себе его преподобие голым в ванне. Его тощая шея вырастала из черного одеяния, неся маленькую сморщенную голову, а пронзительные глазки хищно посматривали на слушателей. Он напоминал земного кондора.
Пока Борд говорил о необходимости объединиться и уверял, что с Божьей помощью мы преодолеем все испытания, я разглядывал публику.
Джейн и Алан Фипс о чем-то шептались. В какой-то момент Джейн подняла глаза, увидела, что я смотрю на нее, и торопливо отвернулась.
Дженет Кокс сидела рядом со своими родителями; под глазом у нее красовался огромный синяк — подарок Пола Блейка. Такое кощунство на младенческом личике ее нисколько не смущало; она сидела в первом ряду и, поймав мой взгляд, смешно подмигнула. Она так задрала юбку, что все было на виду. Я отвел глаза и в противоположном конце зала заметил юного Блейка, сидевшего с блондинкой, недавно появившейся в наших краях. Пол широко раскидывает свои сети.
Похоже, пришел весь поселок. Трое сорвиголов, Минти, Спарк и Йонг, стояли у стены, пихая друг друга локтями и посмеиваясь над речью его преподобия. Я всегда подозревал, что это они подстроили каверзу во время визита епископа…
В тот день, пока благочестивая толпа кружила по церковному двору, прихожане, один за другим, стали замечать, что табличка на внутренних воротах изменилась. Накануне она гласила: «Аркадийская церковь святого Иосифа. Настоятель Е.Л.Борд». Теперь чья-то рука перенесла неудачные инициалы его преподобия в конец…