Сизые зрачки зла
Шрифт:
– Так все равно кто-то наверху должен остаться, для страховки.
Марфа осторожно поставила ногу на ступень, Дерево оказалось крепким, и она осмелела. Девушка встала на следующую ступеньку, а потом начала спускаться. Вера ждала, затаив дыхание. Наконец Марфа крикнула:
– Все, я стою на дне, только это не погреб, здесь как будто комната и коридоры в разные стороны.
– Я иду к тебе, – решила Вера.
Поняв, что если сейчас не сможет перебороть свой страх, то потом умрет от стыда, она поставила ногу на первую ступень, потом на вторую. Доски под ее ногами
– Марфа, так это же шахта! Я сама их не видела, но знаю, что в них добывают уголь и руду.
– А здесь что?
– Если бы здесь что-то добывали, то твой отец и ты, наверняка, знали бы об этом. Скорее всего, здесь вели добычу раньше. Но чего? Моему прадеду это имение пожаловали из казны за его геройство в войне с турками. Бабушка как-то обмолвилась, что Солита отошла короне после смерти последнего представителя графского рода. Получается, что этой шахтой не пользовались лет пятьдесят или более.
– Не похоже, чтобы эта лестница могла так сохраниться: за пятьдесят лет во влажной земле, она давно должна была сгнить, – не поверила Марфа.
– В любом случае, мы с тобой будем просто гадать, – практично заметила Вера, – давай лучше попробуем пройти по коридору. Можно двинуться направо или налево, выбирай.
– Лучше направо, – решила Марфа, подняла повыше факел и зашагала вперед. Вера двинулась за ней.
Коридор оказался широким и на удивление сухим, и воздух в нем был не затхлый, а легкий, с горьковатым ароматом. Девушки прошли уже шагов сто, а коридор все не кончался. И хотя боковых ответвлений они не видели, Вера предложила:
– Марфа, давай лучше вернемся обратно.
Помощница кивнула ей и повернула назад. Когда они добрались до лестницы, Вера с облегчением вздохнула. Она глянула на такой далекий светло-голубой квадратик неба и повернулась к Марфе, освещавшей факелом одну из стен.
– Ну что там, есть следы?
– Да тут все в следах, это помещение просто вырубили.
– Странно, я думала, что когда прорубают штольни, то их укрепляют бревнами, а здесь ничего нет, и следов того, что породу выбрасывали на поверхность, снаружи не видно. А ведь сколько ее нужно было вытащить, чтобы отрыть такие коридоры!
– Эту породу никто не стал бы выбрасывать, – отозвалась Марфа, рассматривая подобранный на полу маленький камешек.
– Почему?
– Потому что это – соль!
Впервые в своей жизни Вера не знала, что и сказать.
Глава 12
«Что я им скажу?» – мучилась Загряжская.
Она ждала свою самую близкую подругу и ее единственную племянницу, но обрадовать ей их было нечем. Императрица-мать отказалась принять графиню Чернышеву. Как теперь уже поняла Наталья Кирилловна, двор занял жесткую позицию: царская семья отказала родственникам всех заключенных.
Ее гостьи не заставили себя долго ждать, и четверти часа
– Ну что, Натали, получилось? – вместо приветствия спросила ее подруга.
– И тебе здравствуй, Маша, и тебе, Сонюшка, – отозвалась старая фрейлина, поднимаясь навстречу гостям.
– Добрый вечер, тетя. Надеюсь, что добрый, – напряженно покашливая, поздоровалась Софья Алексеевна.
– Ну, так что? – повторила свой вопрос Румянцева, хотя и поняла уже, что ничего у ее подруги не получилось.
– Отказала!
– Это была моя последняя надежда, – вырвалось у Софьи Алексеевны.
– Зачем ты так говоришь? – рассердилась ее тетка. – Надежда остается всегда!
– А мне что делать? Я испробовала все, что мы смогли с вами придумать, но меня никто не хочет слушать! Более того, даже вчерашнее свидание с сыном оказалось последним: когда я уходила, надзиратель предупредил меня об этом. С восставшими все уже решено, их жены начали собираться в Сибирь.
– Безумие какое! – охнула Загряжская. – Молодые женщины, выросшие в заботе и богатстве, изнеженные – и вдруг поедут в Сибирь!..
– Ну, а я уже не молодая, в жизни многое повидала, поэтому могу сделать то же самое, никого не удивив.
Наталья Кирилловна испугалась:
– Опомнись, Софи, что ты говоришь! Ты там погибнешь. Разве твоему сыну от этого станет легче?
– И правда, Сонюшка, что ты задумала, а девочки как же?! – вскричала Румянцева.
– Вера уже сейчас может полностью меня заменить, а Надин я оставлю на вас, ее пора вывозить. Любочку заберу в Москву и поручу ее кузине Алине – та одинока и бедна, она будет рада пожить в нашем московском доме. Я оставлю денег, чтобы они спокойно провели год, а там видно будет – или я вернусь, или вы с Верой решите, что делать дальше.
– Так ты уже все продумала! – возмутилась Загряжская. – И когда ты все это решила?
– Как только узнала об этой возможности. Если жены едут за мужьями, то мать за сыном поедет всегда.
– Жену, может, и пустят в Сибирь, а вот мать – нет, – вмешалась Мария Григорьевна. – Опомнись, Соня, ты же не можешь просто поехать туда на прогулку, наверное, нужны какие-то разрешительные бумаги!
– Не забывайте, что у нас есть очень влиятельный родственник – будущий военный министр, – с непередаваемо брезгливой интонацией напомнила Софья Алексеевна. – Он спит и видит получить наше состояние – скорее всего, Александр Иванович с радостью отправит меня в Сибирь.
При упоминании о Чернышеве Загряжская тихо выругалась и заметила:
– Этот не только отправит, но и укатает тебя в этой глухомани, чтобы девочек осиротить. Правильно я ему от дома отказала. У этого человека – ни стыда, ни совести. Мне зять сказал, что этот наглец бедолаге Горчакову условие поставил: князь Платон уходит в отставку, освобождая место командира кавалергардов, а за это Чернышев пообещал его младшего брата спасти от каторги и отправить на Кавказ рядовым.
– О чем это вы? – не поняла Софья Алексеевна.