Скачка
Шрифт:
— Ну вот что,— сказал Зигмунд Янович Светлане,— коль мы с вами этим занялись, то пошли в кабинет. Садитесь и пишите на мое имя письмо с просьбой о пересмотре дела. И укажите там, как и мне говорили, что Фетев на вас давил...
— А зря на вас отец разобиделся,— улыбнулась она.
— Да вы не спешите,— нахмурился Лось.— Еще ведь неизвестно, как все кончится. Тут хлопот и хлопот. Да и можем мы с вами в тупик упереться, из которого выхода не найдем, даже если будем знать, что он есть.
— Открытый лабиринт,— сказала
— Что это такое? — не понял Лось.
— А это вот что такое. У нас в институте на досуге играют в математическую игру при помощи микрокалькуляторов. Вход — это число. И выход — тоже число — известен. Открытый лабиринт. Двигайся по нему, рано или поздно, а выйдешь. Но в том-то и штука: выход видишь, а пройти к нему иногда и года не хватит, если только этим заниматься.
— Но у нас с вами не игра, у нас дело.
— Я тоже так понимаю.
Они прошли в кабинет, и, пока она писала, сидя за его столом, он расхаживал по ковру, шлепая тапочками, заложив руки за спину — давняя привычка. Увидел себя в зеркале, стоящем в коридоре: да, плешивый старик с длинным бородавчатым носом, и еще в этой крикливой пижаме, купленной ему женой младшего сына. Видимо, она посчитала — прокурор должен ходить дома в алом атласе, дабы и те, кто его застанет в квартире, видели на нем пурпур власти. Только сейчас он об этом подумал и усмехнулся: вот ведь глупость какая!
Светлана писала старательно, высунув кончик языка, как школьница, я, когда закончила, облегченно вздохнула:
— Все!
Он пробежал глазами бумагу: она была написана сжато и толково.
— Лады! — сказал он, и Светлана, наверно, поняла— ей пора уходить.
Она протянула ему руку, пожатие было твердым.
— А батюшке вашему я позвоню.
Он проводил ее до дверей, постоял в прихожей, потом решительно направился в кабинет. Надо было воплощать то, что он задумал: прежде всего срочно и надолго выпроводить Фетева. Пусть объедет с проверкой северные районы области. Проверку эту они давно намечали, да и от Третьякова Фетев будет далеко, ну, а на всякий случай, если туда заглянет самовольно, Зигмунд Янович предупредит районного прокурора, чтобы тот ему лично немедленно сообщал обо всех, кто появляется в Третьякове из областной прокуратуры.
Лось снял трубку. Фетев оказался на месте, сделал вид, что обрадовался звонку, расспросил, как здоровье. Зигмунд Янович ему доверительно сообщил результаты анализов — это был знак особого расположения, ведь такое раскрывают только близким, и, в свою очередь, спросил: как чувствуют себя домашние Фетева. Тот отшутился: мол, домашние всегда себя как-то чувствуют. Так они поговорили, потом Зигмунд Янович как бы с ленцой сказал:
— Надо бы вам, Захар Матвеевич, завтра же направиться в северные районы. Мы и так это дело затянули. Помните, был разговор? — Лось почувствовал, что Фетев что-то хочет сказать, и сразу же поменял тон на более жесткий.— Нас через два месяца слушают на бюро обкома, а мы не готовы. Да, не готовы! Я сам хотел ехать в эти районы, да вот видите, как прихватило. А проверка там обязательна. У вас будут личные впечатления. Возможно, я договорюсь: вам дадут слово на бюро.— Зигмунд Янович понимал, как много это значит для Фетева, это ведь содоклад, к которому тот будет готовиться, чтобы блеснуть по-настоящему.— Полагаю, двадцать дней вам хватит.
Срок был, конечно, маловат, и Зигмунд Янович ждал, что Фетев попросит дополнительные дни, но тот ответил:
— Постараюсь уложиться. Но как быть с металлургическим комбинатом? Он ведь у меня на контроле по припискам.— Это была попытка хоть немного оттянуть срок командировки.
— А никак не быть,— запросто сказал Зигмунд Янович.— Дело-то вами раскручено. Пусть люди работают. А вернетесь — проверите, что сделано. Прошу вас не медлить. Завтра же выезжайте. Я уже получил предупреждение, чтобы вопрос на бюро был поставлен серьезно, насыщен фактами. Сами понимаете, какое время. Общими местами не отделаемся. Это бы надо было сделать еще вчера, да моя вина. Заболел не вовремя. Впрочем, кто болеет вовремя? — шутливо добавил он.
Но Фетев шутки не принял, сказал озабоченно:
— Тогда разрешите к вам наведаться. Я мигом...
— А зачем?
— Командировку подписать надо. Ну еще...
— Что ж, заезжайте.
Зигмунд Янович понял — взял с Фетевым тон правильный, но у того сильна интуиция, все-таки, что ни говори, а Фетев талантлив по-своему, ловок, вот ведь пошел в деле Вахрушева наверняка по неизведанному пути, но заранее был убежден — сработает чисто, даже свидетеля такого отыскал, как Круглова, ее сумел подмять, а обычно подобные люди не из воска. Да, ему нужно было громкое дело о взятке, потому что прокуратуру попрекнули, что она слабо еще ведет с этим борьбу, он тут же и нашел, вернее, создал такое дело, да скорее всего, что так...
Фетев приехал быстро, сразу же открыл папочку, положил перед Зигмундом Яновичем отпечатанный на машинке приказ, командировочное удостоверение, сказал:
— А вид у вас, Зигмунд Янович, неплохой.
— Мне и в самом деле лучше,— сказал Лось, подписывая документы,— скорее всего через денек выйду.
Он не был в этом уверен, но говорил беспечно, чтобы Фетев убедился: Лось все будет держать под контролем. Впрочем, об этом Фетев и так знал.
— Ко мне дочь Найдина приходила,— внезапно произнес Фетев.
Лось тут же сообразил: Фетев ведет разведку — а не была ли Светлана здесь?
— И зачем же? — еще раз проглядывая приказ, спросил Лось.
— А я и сам не понял,— весело сказал Фетев.— Думал, будет о муже ходатайствовать, но... Не к нам ей надо обращаться, а в Москву.
Лось хмыкнул:
— Да зачем вы мне об этом?.. Мало ли у нас посетителей? Столько дел, а вы черт знает о чем.— В голосе его прозвучало раздражение.
Но оно не смутило Фетева.
— Я подумал,— сказал он,— вам это надо сказать, ведь вы с Найдиным, как ходят слухи, друзья молодости. Воевали вместе...
Лось про себя усмехнулся: умен, умен, а разведку ведет грубо, значит, обеспокоен, а может быть, и узнал, что Светлана тут побывала, или предположил такую возможность. Да, приход ее в прокуратуру явно напугал Фетева, теперь это видно, но Лось сделал вид суровый, поджал губы — он знал, в прокуратуре настораживаются, когда он вот так поджимает губы,— и сказал сердито:
— «Друзья». Ну и что? Друзья вне дела. Или я вас этому не учил? — Но тут же смягчил тон.— Да, мы с Найдиным были однополчанами. Но ведь и мы с вами сослуживцы, а это вроде однополчан... Конечно, не совсем. Война все-таки...— Он не договорил, задумался и, словно заканчивая разговор, твердо сказал: —Но это в прошлом. Знакомство и законность — вещи непересекаемые. Это мой давний принцип.— Лось вздохнул.— Давайте-ка к делу.