Скала Дельфин
Шрифт:
Мужчина сплюнул на траву, несколько секунд посидел, словно вспоминая, потом достал из кармана резиновый кисет с махоркой, вытащил из–за пояса маленькую трубку, набил ее, закурил и еще раз сплюнул. Попыхивая и выпуская густые клубы дыма, он продолжал рассказ:
— Ну, я тоже дома сижу, чего мне на улицу высовываться, просто к Тимашову в лапы, когда меня весь город знает. Когда как–то вижу: идут ко мне дорогие гости, в погонах, при оружии, морды блестят.
Я не очень робкий, а тогда сердце так и екнуло. Поведут меня, думаю, на баржу и вспомнят мне все — и партизанский отряд, и пристава убитого. Бросился я к окну, бежать хотел, а они и там своего поставили.
Ну, думаю, конец мне. Входит в комнату такой шпингалет в чине поручика и говорит мне вежливо так, еще и руку к козырьку прикладывает:
— Полковник Тимашов просят вас к себе в гости, так что я прошу вас идти вместе с нами.
Что за черт, думаю. Чего это они такие вежливые сделались, просто как действительно в гости зовут. Вижу я, что от такого гостеприимства мне, видимо, не отвертеться, и говорю:
— Ну что ж. Пойдемте, коли полковник по мне так соскучился.
А поручик сердится:
— Прошу не смеяться и не шутить, — говорит. — Речь идет о репутации нашей белой армии.
Что за черт, думаю, чего он от меня хочет? Однако ничего не поделаешь, иду к полковнику. А они со мной рядом идут, револьверов не вынимают, так что я понять никак не могу, арестован я или действительно в гости иду.
Ну, приходим мы в контрразведку. Часовые, пропуска, все чин по чину, и ведут меня сразу и прямо к полковнику. Я только вхожу, а он уже из–за стола поднялся и идет мне навстречу.
— А, — говорит, — Матвей Петрович, я вас давно жду. Присаживайтесь, пожалуйста.
Посмотрел я на него, на палача всего города нашего — такой невзрачный, бледненький, в пенсне, еще и лысеть начинает. Как посмотреть на него — ангельской доброты человек, а сколько людей, собака, на тот свет отправил.
— Мы от вас ждем большой услуги, Матвей Петрович, — говорит полковник, когда я уже сел и сигару его курил, — большой услуги. Видите, — говорит он и штору на окне открывает, — вон на рейде у Графского мола крейсер «Галифакс» стоит.
Посмотрел я в окно. Море синее такое, так мне на волю захотелось, потому что хоть и не арестован я, а все же душно мне с полковником. Вижу, стоит «Галифакс», крейсер трехтрубный, и все двенадцать пушек на город нацелены.
А чуть слева от него — баржа стоит, тюрьма страшная.
— Так вот, Матвей Петрович, вчера с крейсера «Галифакс» одного мертвого матроса в море сбросили с гирями на ногах. Так надо нам того матроса снова достать. Поспешили похоронить его. А если вы, Матвей Петрович, не согласитесь, — говорит полковник и улыбается, а улыбка такая приятная, словно он мне подарок вручает, — а если не согласитесь, то придется вам за тем матросом на дно моря пройти, только уже с гирьками на ногах.
Посмотрел я на крейсер, а там же возле него — глубина. Никто туда никогда ни раньше, ни теперь не лазил. Однако ничего не поделаешь, хоть самому лезть, хоть тебя туда спустят — одинаково весело.
— Что ж, — говорю, — готовьте водолазный баркас, и костюм, и скафандр где–нибудь новый доставайте, чтобы все исправно было, потому что умирать мне неохота на дне морском, а матроса вашего я вам достану.
Мало что–то было у меня желания туда лезть, но ведь они меня об охоте не спрашивали. Быстро баркас снарядили, все как из–под земли взялось, и поехали мы с тем же поручиком к крейсеру, где матроса надо было искать. Встали. Погода такая хорошая, зюйд–вест под вечер затихает, город лежит передо мной как вымерший, тишина такая.
На баркасе двое матросов с «Галифакса», ни черта по–нашему не понимают, но, видно, водолазное дело знают: около скафандра и насосов орудуют хорошо. Только что–то замечаю я — настроение у них неважное. Молчат, мрачные и не улыбнутся друг к другу.
— Ну, — говорю, — держитесь, ребята. Берегите нервы и не волнуйтесь. Достанем сейчас со дна морского вашего братика.
Молчат, ни слова. Только поручик на меня прикрикнул, чтобы я не очень болтал. Ну, я и замолчал.
Снарядили меня спускаться, все чин по чину, и пошел я вниз.
Там глубоко, спускаюсь себе помаленьку, а течение понемногу сносит меня в сторону; знаешь, там, у Графскому мола, подводное течение, где источники. Где же здесь их матроса искать, думаю, когда его занесло, пожалуй, черт знает куда. И вот становлюсь на дно, встал, оглянулся, посмотрел и похолодел весь: стоит около меня женщина, к ногам ее тяжелые камни привязаны, глаза выкатились, волосы распущены и руки вверх подняты. Качает ее течение, и кажется, что живая она идет за мной.
Матвей Петрович сплюнул и помолчал, словно вспоминая.
Огринчук молчал.
— Посмотрел я на нее: рот раскрыт, зубы оскалены, словно смеется. Обошел сбоку, посмотрел дальше, когда их здесь целая толпа появляется. Все страшные, распухшие, качаются в воде, к колосникам привязаны. Мужчины, женщины, дети. И кажется, собрались здесь на сборы какие–то. Руки вверх у всех подняты, словно проклятие они на белый свет посылают.
Это их всех контрразведчики с баржи, чтобы патронов не тратить, просто в воду побросали. И так меня за сердце взяло. Ну, говорю, ироды боговы, будете вы видеть своего матросика. Мало, наверное, над живым поиздевались, так еще и мертвый вам нужен стал. Отошел я подальше от мертвецов, а течение их качает, и мне кажется, что они идут за мной. В воде холодно, а у меня еще и от ужаса мороз кожу пробирает, скорее бы уйти отсюда. Я взял женщину, ту, что первой мне на глаза попалась, завязал канатом: тяните, начальники, своего морячка. И потащили ее вверх, только след пенный по воде пошел.
— Ну и отправили меня в тот же вечер на баржу. Видимо, здорово господин поручик испугался, когда женщина мертвая к нему из воды улыбнулась. Хотел пристрелить меня, а потом решил, пусть меня с баржи утопят.
Приятели посидели еще немного, поговорили о других делах, затем, когда начало темнеть, старик встал, пожал приятелю руку и пошел домой.
Не успел он отойти шагов двадцать–тридцать, как ему встретился высокий человек в сером костюме с непокрытой головой, шел, внимательно рассматривая номера на домах маленькой улочки, кого–то разыскивал … Понятно, что приезжий! Местный житель не будет искать так неуверенно.