Скала и Пламя
Шрифт:
Кен поднял стакан в знак признательности. Ястребы одобрительно загудели. По поляне разлились первые аккорды рок-фолка. Воины по традиции хором пели первую песню, пробуждая музыкой и стихами жажду боя, спавшую всю зиму.
Кеннет любил, когда сезон открывали Питерские песни. Это был хороший настрой на всю сессию. Но сегодня он намного сильнее желал увидеть на сцене Стейну. И чтобы Ольга танцевала под мелодичный, мягкий фолк. Пусть даже с Беном. Главное, чтобы Стей пела.
Окинув взглядом толпу, он снова не нашел ту, которую желал. Ту, которая не поздравила его.
Но разочарование неумолимо жгло душу, отравляя триумф назначения. Он уговаривал себя веселиться, пытался проникнуться песнями, хмелем и тонной поздравлений. Но все — не то. Кен хотел ее. В этот день, именно в этот. В этот момент, именно в этот. Прямо сейчас. Ему было необходимо разделить с ней свое счастье. Иначе — оно счастьем не будет.
Лицо превратилось в маску с застывшей улыбкой-оскалом. Глаза остекленели, не различали лиц. Что-то темное пробудилось в глубине. Кена тянуло подраться. Просто так. Чтобы до крови. Чтобы Эрик взбесился. Но откуда-то вынырнул здравый смысл, запрещая устраивать мордобитие. Он — Командир. И сегодня звание досталось ему по праву, а не по наследству. Разумеется, он был рожден лидером Ястребов. Но сегодня он им стал.
Тряхнув головой, не дослушав очередные восхищения, Кен прошел к столу, чтобы налить еще. Он осушил стакан в два глотка. Заиграли первые аккорды его любимой песни. Их песни. И Командир зажмурился, гоня сентиментальную боль. Но не пришлось. Вместо нее накатило недоумение.
— Мы снисхожденья друг от друга не ждем -
Вино полночное приправлено виной,
Но я не стану сожалеть ни о чем:
Мой бой проигран — но проигран все ж не мной! — песня Ястребов голосом Волка. Волчицы.
Не веря ушам, Кен обернулся к сцене.
Она.
Не почудилось.
Стейна стояла среди питерских музыкантов.
И пела.
— Кровь моя смеётся долгу вопреки,
Дух мой птицей в клетке мечется тревожно:
Знали мы, что Юг и Север не свести -
Но Излом не знает слов "нельзя" и "можно".
Кеннет часто моргал, все еще не веря. Горло пересохло, его словно сдавило ремнями, которые затягивались туже с каждой новой строчкой песни.
И я надеюсь, веру в сердце храня,
В один из длинных и стеклянно-звонких дней
Прийти туда, где Вы дождетесь меня,
Мой враг, что лучше самых преданных друзей!
Мне так дорог злой огонь безумных глаз;
Срок придет — и мы все своё получим,
Только помните — я счастлив встретить Вас,
Враг мой, Бешеный — друг мой неразлучный*…
Кен видел, как приближается сцена. Очевидно, он шел вперед, сам того не осознавая. И чем звонче пела Стей, чем ближе становились ее глаза, тем быстрее двигались его ноги.
— Поздравляю тебя, Командир Кеннет, — выкрикнула Стейна под аккомпанемент последних аккордов.
Кен побежал. Он буквально подлетел к ней, едва не сбив с ног. Прижав к себе предводительницу Волков, Ястреб крепко поцеловал Старшую. Это не было страстно, нежно или чувственно. Скорее радостно.
Вмиг утихли смех, разговоры, пение. Стейна чуть отстранилась. Впервые на ее лице Кен увидел растерянность. Он пытался придумать что-то, но не мог.
«Хоть бы врезала мне что ли?» — подумал Кеннет.
Но Стей не догадалась, лишь спросила тихо:
— Ты чего вытворяешь?
— Я обещал прыгнуть следом, если ты упадешь, — ответил он.
Стейна открыла рот, но сказать ничего не успела. Из толпы послышался хлопок. Потом еще один. И еще. Кен почти не удивился, увидев, что источник аплодисментов — Бенедикт. Хелл стояла рядом с отъехавшей (как и у всех) челюстью. Словно под гипнозом, ее ладони сошлись, поддерживая Бена. Волк заулыбался. Уже через несколько секунд их оглушил гром аплодисментов.
— Спасибо, Старшая, — запоздало поблагодарил Кеннет.
Он подхватил ее и закружил по сцене. Поставив певицу на землю, Кен припал на одно колено, стукнул кулаком в грудь.
— Ваш вечный поклонник.
Приправив позерством свой порыв, он заслужил и свист, и выкрики одобрения.
— Иди отсюда, — хохотала Стейна, утирая слезы.
Кен поспешил исполнить приказ. Она последовала за ним, чтобы подойти к Бену. Хотелось скрутить Старшую и уволочь в чащу, но он сдержался. Пошел объясняться с Эриком. Дядька не ругался, но позволил оторваться Нори. Это было испытание, хотя Кен не жаловался. Нори заслужила. Она повизгивала от радости за родственника и друга, поздравляя его уже не с назначением, а с победой в битве страстей и желаний.
— Стей тебя зовет, — прервал жену Эрик, кивнув Кену за спину.
Кеннет обернулся и увидел, как Старшая отходит в сторону, подальше от света костров, и поспешил за ней. Не бежал. Был почти спокоен. Полная жопа радости — не в счет. Вот Стейна остановилась, обернулась. Их могли увидеть, поэтому Кен поумерил пыл.
— Еще раз такое выкинешь — уже не отмажешься, — выпалила сходу Стейна, едва он ее догнал.
— Я понял, — кивнул Кеннет.
— Бену спасибо скажи — качественно овации спровоцировал.
— Скажу, ладно.
— Ты мне нужен.
— Серьезно? — он дернул бровями.
— Придурок, — ругнулась Стей, но улыбалась при этом. Не сердится.
— Моя палатка на юге лагеря. Оранжевая с черным, — напомнил Кен.
— Боже, не в этом смысле. Озеро в лесу знаешь?
— Конечно. Тропа чуть западнее стоянки машин?
— Да. Встретимся там через час.
— Что за..?
— Потом, Кен. Все потом. Приходи.
— Да.
Она не обманула. Ждала его.
Увидев Стей одну среди леса, без свидетелей, Кеннет слегка захмелел от перспектив. Он наконец мог обнять ее, прижать к себе, целовать. Руки гуляли по телу, отодвигая ткань платья. Губы терзали ее рот, запрещая говорить. Стейна с трудом сопротивлялась, пытаясь что-то сказать, протестовать, но Кен не слышал.