Скала и Пламя
Шрифт:
— Наверное, нужно было что-то заказать. Я не готовлю почти.
— Для незваного гостя это даже больше, чем нужно.
— Ну да, — опомнилась она.
Наташа приосанилась и отругала себя мысленно за излишнее беспокойство. В знак протеста она все же налила себе вина, а не кофе. Хотя и сварила на двоих. Но что-то ей подсказывало: Артур выпьет обе чашки и попросит еще. Он так и не сказал, в честь чего примчался в Москву посреди рабочей недели. Наташа полагала, что по Северным делам, но интуиция тревожно отрицала эту версию. Сердце предательски екало от каждого взгляда Артура, а когда он улыбался, пропускало удар.
Стейна попыталась
— Спасибо, — проговорил Артур, отодвигая тарелку.
Он просканировал глазами кухню и, не найдя машинки, встал и запросто вымыл за собой посуду.
Наташа едва сдержала громкий стон, будучи уверена, что он делал это первый раз в своей жизни. Именно таких выходок она и опасалась. Далее с одинаковой вероятностью можно было ждать попытки убийства или изнасилования, предложения руки и сердца или помощи в уборке.
Но Артур решил дозировать шокирующие поступки. Он сам налил себе кофе, вернулся за стол и посмотрел на Наташу. И это взгляд был долгим, насыщенным. Своими пронзительными серыми глазами он убивал ее и насиловал, женился и недоумевал о ее неряшливой квартире. Его пальцы дернулись в сторону Наташиной руки, но так и не коснулись. Артур прикусил щеку изнутри, выглядя абсолютно растерянным и несобранным. Наташа впервые видела его таким и знала, что Савицкий приехал по очень веской причине. Он разбит и не знает, что делать. Но все равно не вызывает жалости. Скорее… похоть.
Наташа понятия не имела, как вести себя и что делать с таким Артуром. У нее не было плана, не было маски на этот случай. Ее квартира, внешний вид и содержимое холодильника сказали ему больше, чем следовало. Она могла играть, притворяться на Севере, на сцене, у него дома, но не здесь. Здесь единственно верное решение — это быть собой. Как бы опасно это не казалось.
Заправив длинную челку за ухо, Наташа склонила голову, улыбаясь ему. Ее рука скользнула по столу, на миг касаясь легким поглаживанием его красивых длинных пальцев.
— Ты хотел о чем-то поговорить? — подбодрила она его.
— Да, — выдавил Артур.
— Северные дела? Эрик? Командование?
— Нет, нет, — он замотал головой, — это личное.
— Расскажи.
И он рассказал. Обо всем. Он не оправдывался, не извинялся, просто говорил, как есть. Все, что чувствовал, переживал. Признавал некоторые ошибки. Не жалел о многих не очень хороших поступках. Он был честен и прям. Ему надоело лукавить с ней. Артур хотел, чтобы Наташа видела его настоящего. Открываясь ей, он не исповедовался, но все же чувствовал некое очищение, своеобразный катарсис. Словно тяжелый мешок с песком лежал на его плечах, и каждое сказанное слово расковыривало в нем дыру. И песок сыпался, даря отдых усталым мышцам, облегчение, желанную свободу.
Иссякнув, он встал из-за стола, чувствуя себя как никогда хорошо.
— Проводи меня, — попросил Артур.
Наташа поднялась следом.
— И это все? — спросила она в дверях, когда он обулся и накинул пальто. — Ты приехал, чтобы просто рассказать мне все это?
— Я не знаю, — он пожал плечами.
Улыбка едва заметно тронула уголки его губ.
— Для полного счастья было бы классно заняться сексом, но, кажется, это неуместно, — признался Савицкий.
— Ты прав, — согласилась она, — неуместно.
— Знаешь, я сейчас вот на столько, — он сделал шаг вперед, почти касаясь ее, изобразил мизерное расстояние между большим и указательным пальцем, — от того, чтобы начать умолять тебя.
— Умолять о чем?
— Быть моей. Быть со мной. Навсегда.
— Это что, предложение руки и сердца? — Наташин голос дрожал.
— Нет, — Артур рассмеялся. — Я ведь женат. Забыла?
— Но…
— Наташ, я предлагаю тебе больше, чем брак. Брак — отстой. Это не для меня. Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Хочу знать, что ты — моя, что мы вместе и ничто никогда не сможет нам помешать. Ты никогда не говорила, что любишь меня. Мне не нужны клятвы и признания, только ты. Я не стану верным, но и ты не фанат моногамии. Мы из разных столиц, из разных кланов, но какая-то сила все время сводит нас. Я не хочу больше с ней бороться. Не хочу бороться с тобой. Может, на Севере с прекрасной предводительницей Стейной, но не с Наташей. Если ты хотела победить меня, я не против. Проиграть тебе — редкое удовольствие, моя леди.
Он протянул руку, невесомо, легко касаясь ее щеки пальцами.
— Ты — мой дом, Стей. Я люблю путешествовать, но изгнание убивает. Позволь мне вернуться.
Наташа долго молчала. Она не знала, что сказать. У нее не было подходящего ответа. Да или нет? Все было совсем не так просто.
Артур опустил голову, повернулся к двери, взялся за ручку.
— Стой, — догнал его пронзительный голос.
Он послушался, остановился, обернулся.
— Я люблю тебя, Артур, — почти закричала на него Наташа. — Я не хочу, черт тебя дери, но люблю. Люблю вот за это, — она скопировала пальцами его жест, показывая малюсенькое расстояние, — Люблю эти хреновы миллиметры, благодаря которым ты умудряешь не разрушить все, к чему прикасаешься. Ты всегда на грани долбанного апокалипсиса и всегда вытаскиваешь себя из него за косичку. Это дар или проклятье, не знаю. Но у меня его нет. Я боюсь, Артур. Я ведь могу упасть, а ты все еще будешь стоять у края, пританцовывая.
— Если ты упадешь, я прыгну следом.
— Я не понимаю, что ты от меня хочешь.
— Попробуй понять, я не тороплю с ответом. Но если что-то решишь, дай мне знать.
Он ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Наташа так и осталась стоять. И снова у нее не было плана.
15 часть
И если это не ложь, -
Весь город ты позовешь,
Посмотреть, как я умираю,
А я в начале пути,
И мне ведь нужно пройти
Целых восемь шагов к Раю.
Гриша смотрел, как Оля переодевается в пижаму с мишками и улыбался.
— Чего глазеешь? — спросила она, заметив его хитрый взгляд.
— Сколько лет этим медведям?
— Очень некрасиво с твоей стороны намекать на мой возраст, — шутливо упрекнула его Валькирия.
Она забралась в кровать, уютно пристраиваясь к Гришке. Он притянул ее к себе, и его рука сразу скользнула под рубашку.
— Очень глупо одеваться каждый раз в эту фланелевую прелесть. Все равно сниму, — шептал Птицын Оле в ухо, покусывая его.