Скалаки
Шрифт:
Иржика отпустили. Ему отдали его любимые цимбалы, и он, не медля, ушел из Находского замка. Но как измучили молодого Скалака за эту неделю! Лицо его болезненно побледнело, глаза лихорадочно блестели. Медленным шагом, бредя полевыми дорожками, он направился к Матерницкой пуще.
1 Неопасно (лат.).
ГЛАВА ПЯТАЯ
В МАТЕРНИЦКОЙ ПУЩЕ
Прошло три недели, а Балтазар Уждян не возвращался. Лидушка часто поглядывала на дорогу, но тщетно. В отличие от ненастных прошлых лет в этом году стояла хорошая погода. Небо было ясное, в чистом воздухе раздавалось пение жаворонков. Люди с радостью смотрели на поля, где колыхались богатые хлеба,
Но Лидушку не радовали цветы на полях. Часто она забиралась в ольшаник и там в одиночестве плакала. В округе рассказывали, как обращаются с Иржиком в замке. Девушка была не в силах помочь ему и не знала, что делать. Вскоре она услышала, что его отпустили.
«Совсем замучили»,—передавалось из уст в уста. Многие звали парня к себе, но Скалак торопился куда-то и исчез в лесу. «Точно загнанный зверь,—добавляли рассказчики.—Теперь и не появится среди людей, будет их бояться».
«Молчи, девушка, когда вернусь, тогда, верно, больше смогу рассказать тебе об Иржике»,—не раз вспоминались Лидушке слова «дяди», сказанные им перед уходом.
«Он не похож на сумасшедшего»,—услыхала однажды Лидушка, возвращаясь домой из церкви.
Иржик действительно ушел. А вернее сказать, прокрался густым, темным лесом, словно затравленный и раненый зверь к себе в нору —в ту лачугу, где так долго скрывалась семья Скалаков. Он был в Матерницкой пуще. Перенесенные мучения и необычайное душевное напряжение надломили его силы.
Лихорадочно блестевшими глазами Иржик уставился в одну точку, все его тело горело. Бессвязные дикие мысли кружились в пылающей голове. Ему мерещились родные, слышалась их речь, он видел похороны дедушки. Затем перед ним предстали страшный помост, перекладина, виселица, отец, он вспомнил себя перед ртынским храмом. Вот он поет, над ним смеются, жалеют его. Он услышал «ее» голос, увидел «ее». Но ведь для «нее» он был только помешанный. Он умел притворяться, у него хватало на это сил, но в ее присутствии ему было тяжело появляться в таком виде. Он убегал, прятался от нее и только тогда мог снова юродствовать. Он вспомнил, как его мучили в застенке, видел в полумраке орудия пытки: колодки, дыбу, осла, «скрипочку», решетку. В глазах у него потемнело, он весь горел. Иржик хотел вскочить, бежать, но от слабости упал. Тут он почувствовал приятное прикосновение ко лбу. Над ним склонилось доброе бледное лицо девушки, полное любви и участия.
— Лидушка! —воскликнул Иржик.
— Он узнает меня! —просияла девушка.
Лидушка догадалась, что Иржик может быть только в Ма-терницкой пуще. «Дядя» все еще не возвращался, никаких вестей о своем милом больше она не слышала и решила сама убедиться в своей догадке. Девушка одна пошла знакомой дорогой через дремучий лес; нашла заброшенную лачугу, а в ней и бедного Иржика.
Иржик вел смелую борьбу.
Начало этой борьбы было тяжелым. Его мучители из замка не знали, что он их главный противник, и, когда его отпустили, он в душе смеялся над ними.
Все это время Иржик тосковал по Лидушке, но так и не мог ее повидать. Тогда, у ртынской церкви, он видел, как она потрясена, и ему пришлось собрать все силы, чтобы не выдать себя. И вот теперь она снова появилась перед ним, как ангел-хранитель. Вначале ему казалось, что это призрак, но он чувствовал ее руку на своем лбу, видел ее любящие глаза.
— Ты понимаешь меня? —спросил он Лидушку.
— Понимаю,—подтвердила она, хотя ей было неясно, о чем он спрашивает.—Иржик, ты болен и тебе нельзя оставаться здесь. Ты можешь встать и пойти?
— Куда?
— К нам, домой. Не бойся. Пойдем, Иржик.
Он не противился, встал и зашагал рядом с ней. Медленно спускаясь лесом, они часто останавливались; Иржика одолевала слабость, и Лидушке приходилось его поддерживать. Это была долгая, трудная дорога, но девушка не чувствовала усталости. На опушке леса Иржик упал и стал произносить странные, бессвязные слова. Лидушку охватил страх, она в отчаянии глядела по сторонам, ища помощи, но вокруг не было ни души. Деревня была недалеко, но если пойти туда и позвать кого-нибудь на помощь, бог знает куда убежит Иржик. Лидушка ласково успокаивала его, но юноша уже не слышал ее голоса, в бреду он говорил о таких ужасах, что девушку пробирал мороз.
— Ведь я не сумасшедший, не убегай от меня! —и он вновь твердил о виселице, о замке, о господах.
На дороге у леса показался человек с тележкой. Лидушка во весь голос стала звать его. Он остановился и оглянулся. Девушка помахала ему рукой. Подбежав, молодой парень с испугом уставился на больного.
— Боже мой, да это Скалак! Что с ним?
— Он тяжело болен, помогите мне отвезти его в деревню.
— Ты хочешь его оставить там?
— Оттуда, может, кто-нибудь свезет его к нам. Вы ведь его знаете, прошу вас! Нельзя же его бросить.
— Знаю ли я его? Бедняга, прежде он помогал нам, а теперь и сам…—Крестьянин не договорил и стал укладывать притихшего Иржика на тележку.
Дорогою пришлось не раз остановиться, так как Иржик начал буйствовать. С большим трудом они довезли его до деревни.
Молодой крестьянин, подоспевший на помощь в трудную минуту, был Еник с Мартиновской усадьбы.
Когда Еника насильно увели в замок, там его жестоко наказали и поставили на самую тяжелую работу. Достигнув совершеннолетия, он освободился от тяжкой неволи и немедля поспешил в Мартиновскую усадьбу, где его с нетерпением ждали. В нынешнем году он должен был жениться на Франтине. Но ее мать, которая так и не оправилась от болезни, умерла. Нужда и заботы доконали ее. Теперь Еник шел к столяру в ближайшую деревню за гробом. Здесь он и встретил Лидушку с Иржиком, о котором ему много рассказывали дома.
Когда Иржика привезли в деревню, там не на шутку испугались, подумав, что у него началось буйное помешательство. Наконец, один крестьянин, знакомый Уждяна, запряг лошадь и, постелив солому, положил юношу на телегу. Лидушка села возле него. Немало удивились бабушка и Ванек, когда девушка вернулась домой с больным Скалаком.
Иржика отнесли в каморку, где некогда в тот роковой вечер лежала его больная тетка. Болезнь Иржика усиливалась, он был без сознания. В безлюдной Матерницкой пуще он наверняка бы погиб. Старая Бартонева лечила его своими лекарствами. Ее внучка почти не отходила от постели больного.
— Ну и девушка! —говорила Бартонева Ванеку.—Удивляюсь, глядя на нее. За мной бы, поди, так не ухаживала.
— Когда любишь кого-нибудь, все для него сделаешь.
— Да что толку, если он и выздоровеет. Безумный ведь! — вздыхала старуха.
Однажды ясной ночью Лидушка сидела в каморке около Иржика. Усталая, она задремала, опустив голову на грудь. Вдруг в окно тихо постучали и добрый голос окликнул ее:
— Ты спишь, Лидушка? Лидушка!
Девушка проснулась, вгляделась в лицо за окном, тихо вскрикнула и выбежала во двор. Вернулся старый драгун.