Скалолаз

Нестеров Михаил Петрович

В воздух. Почему в воздух? Сергей охал, натужно вдыхал, кусал костяшки пальцев. Был готов извернуться и укусить локоть, лишь бы скрыть слабость.

В следующую секунду он чуть не вскрикнул от удивления. В тридцати шагах севернее этого места он увидел человека. С первого же взгляда узнал в нем альпиниста и военного, егеря. И выстрелил в его сторону. Вскочил на ноги и бросился за ним, недоумевая: какой изворотливостью нужно обладать, чтобы уйти из-под шквала камней. О навыках речь не шла в принципе.

– Стой! – Курочкин выстрелил, целясь выше цели на добрый метр, будто отдавал должное. – Стой!

В ответ – короткая автоматная очередь.

Сергей на ходу переключил флажковый предохранитель в режим «авт» и отстрелял в

беглеца очередью. Тот упал, как подкошенный. Когда Сергей приблизился к нему, держа на мушке, Ларс Шеель ожил. В его движениях не было стремительности, но они были оптимальны, для того чтобы снести противника подсечкой и не получить в ответ пулю. Курочкин падал, вскинув руки и отпуская рукоятку пистолета, Шеель вставал, готовый к завершению атаки. Вскинув автомат для выстрела, он одарил соперника последней улыбкой: Курочкин тянулся рукой к пистолету. Чтобы взять его, прицелиться и нажать на спусковой крючок, ему потребуются секунды, тогда как Шеелю хватало одного мгновения.

Он смотрел только на одну руку, которой спецназовец отвлекал его от другой. Его пальцы уже обхватили камень, который, возможно, скатился с самого верха. Он бросил камень, резко подаваясь назад. Шеель выстрелил. Пуля прошла в сантиметре от тела Сергея, а камень, брошенный им, угодил немцу в голову. Теперь преимущество было у Курочкина. Но едва он поднялся с земли, как снова напоролся на атаку противника. Шеель резко сблизился с ним и попытался захватить за шею. Из такой позиции у него были все предпосылки отправить противника на землю и сломать ему шею. Но Курочкин автоматически выполнил контрприем из боевого самбо, называемый передним переворотом. Он присел и захватил немца за бедро. Выпрямляясь, не без труда оторвал от земли и повернул головой вниз так, что она оказалась между ногами. В следующий миг он отпустил его, отбрасывая от себя ноги.

Ларс Шеель, несмотря на видимую тучность, оказался проворным – не как змея, но как удав. Он вовремя и в нужный момент подтянул голову и сорвал планы спецназовца. Он приземлился на плечи, а не на голову, как рассчитывал Курочкин. А дальше скользнул на спине между его ногами. И нанес удар ногой из выгодного положения. Сергей не успел сгруппироваться. И вообще не ожидал, что лежащий на спине противник способен выгнуться и ударить.

Удар пришелся точно в нос, так, что в голове зашумело. Затем «зазвенело» в паху, когда Шеель, выгибаясь дугой, въехал ему в пах коленом.

Только теперь Сергею выпал шанс провести по-настоящему качественный контрприем. Шеель буквально вынудил его подогнуть колени и повалиться на него спиной. Фактически Сергей придавил его. И тут же оглох от резкого выкрика. Шеель не упускал ничего, пустил в ход даже свой голос, крикнув противнику в ухо. Сергей запрокинул голову и сильно ударил Шееля затылком. И еще раз, чувствуя, что его удар достиг цели.

Скатившись с него, он наконец-то вооружился «стечкиным». Взяв немецкого егеря на мушку, он, тяжело дыша, покачал головой, подражая то ли красноармейцу Сухову, то ли майору, который кричал что-то в двадцати метрах позади:

– Ты руки-то подними.

Он попытался разглядеть лицо этого человека, но не смог. Тот с ног до головы был присыпан известковой пылью и походил на громадный пельмень. Отдельно лицо его походило на котлету по-киевски – с кровью.

По истечении нескольких секунд командира «Красного спасения» окружили егеря. Они смотрели на него не без интереса. А на своего товарища, который в одиночку угробил банду Тохарова, ноль внимания. Как будто так и надо.

– Сдаюсь, – выговорил Шеель, поднимая руки. – Не стреляйте. Я иностранный подданный.

Майор Рогозин присвистнул. Приблизившись к Курочкину, он выпятил губу и похлопал подчиненного по плечу. К его «подвигу разведчика» он прибавил поимку иностранного агента:

– Поздравляю. Ты отбил у меня охоту назвать эту операцию «Спасение рядового Курочкина». Хорошо поработал, Сережа, чистенько,

без швов. Доволен своей работой?

– Очень устал, товарищ майор.

Рогозин понимающе покивал головой. Не скоротечная физическая работа стала причиной усталости, а эмоции, новые чувства, привыкнуть к которым невозможно. Курочкин был не из тех людей, которым требовалась помощь психолога. Тут главный психолог он сам, а помощники психолога – его товарищи. Даже командир не вправе был вмешиваться. Хотя бы потому, что представлял «противную» сторону: он отдал приказ на ликвидацию.

Сергею не давал покоя один вопрос. Он быстро очухался от скоротечного поединка и, покачав головой, сказал Шеелю:

– Как ты от камней-то ушел? Вот этого я не пойму, хоть убей.

– Камнепады – моя слабость, – ответил Шеель, морщась от боли: сержант Камбаров завел ему руки за спину и замкнул на них «браслеты». – Тебя еще в проекте не было, когда я проходил моренами.

Похоже, командир «Красного спасения» также пытался представить себе образ своего визави, и также тщетно. Тот был загримирован и походил на собирательный образ крутого спецназовца. Ростом под два метра. Не верится, что он поднялся по вертикальной скале. Шеель представил, как эта разукрашенная жердь встает на цыпочки и хватается за карниз, переваливает свое тело на плато. Такие великаны рождены для другого: крушить камни и скалы.

Рождены.

Когда Сергей повернулся к нему вполоборота, Ларс Шеель, шевеля губами, прочел на его плече: «Одаренный от природы».

И спросил:

– Чем ты одаренный, верзила, ростом, что ли?

Курочкин улыбнулся:

– Разве ты еще не понял?..

3

– Поминки оказались невеселыми, – мрачно сострил Рогозин, избегая смотреть Курочкину в глаза.

Они прощались. Скорее – навсегда. И оба понимали это.

Майор не припомнил таких грустных проводов. Через него прошло много солдат срочной службы. Он воспитал не одного классного егеря. Ляпал их с нуля, быстро, но качественно, как Бог из «Божественной комедии», однако без юмора. Но еще ни разу на его языке не вертелась строчка из песни: «Опустела без тебя земля». Опустеет. Горы затоскуют по Сереге Курочкину. Может быть, он любил горы потому, что в отряд пришел уже классным скалолазом. За его плечами суровые горы Скандинавии, Большой Кавказ, Восточные Альпы. Майору хотелось спросить: «Ну как там горы в Скандинавии, очень высокие?» Он знал ответ, но хотел услышать продолжение. Красиво там, черт возьми. Ну как словами передать красоту Скандинавских гор, вершины Гальхёпиггена? Это надо видеть. Даже с закрытыми глазами можно почувствовать их красоту. И об этом майор Рогозин знал. Он не поднимался на Казбек, но видел его. Закрывал глаза и все равно видел. Видел на склонах луга, которых нет и в раю, а выше них – снега, такие чистые, что небо кажется грязным покрывалом. Счастливые люди живут рядом с великой горой. Им неведомы зависть и злость. Чему завидовать, когда ты каждый день любуешься вершиной сказочной горы. Скрывает ли она под собой несметные сокровища? Может быть. Никто об этом не знает. Цветы красивы на лугах. Когда ты срываешь цветок, ты забираешь у него душу. Они мертвые в букете, в венке. И гора умрет, если вгрызутся в нее трактора и машины.

У майора было свое представление о душе. Душа, на его взгляд, – это нервы. Он часто шутил по этому поводу: «Нервный человек – душевный человек». И добавлял, когда его не понимали (а его в этом вопросе никто не понимал): «А что такое?»

– Вот такая пингвинация, Серега. Жалко, с Камбаровым ты не попрощался. Обещал вернуться наш сержант. – Майор улыбнулся. – О чем это я? Все обещают вернуться, встретиться на гражданке, но редко кто сдерживает обещание. Кстати, вот о чем хотел тебе сказать. – Он взял Курочкина за рукав и покрутил пуговицу с красной звездой. – Иностранца, которого ты взял на плато, скорее всего, отпустят на свободу.