Скальпель, пожалуйста!
Шрифт:
Я хмыкнул.
— Прежде это была изумительная пара. Он всегда был такой веселый, остроумный. Я чуть ли не завидовал им — так они чудесно жили.
— Я думаю! После такой передряги присмиреет любой светский лев. Для этого иногда достаточно лишиться гривы!
— Понимаешь, она очень красива и культурна…
— К тому же молода. А около нее теперь человек с сомнительными перспективами, — дополнил я.
— Она прилагала столько усилий, чтобы любить его, как прежде. Но, увы, не смогла.
— Я пытаюсь представить себе, как стал
— Ну, это же несравнимо, папа! — накинулся он на меня. Вы — медики. С вами этого, наверно, и не могло бы случиться. Вы привыкли смотреть таким вещам в корень.
Я сдержанно покачал головой:
— Нет, Ондра. В такой момент не оставляют другого.
— Мне кажется, ты чересчур строг, папа. Не знаешь, что должен переживать человек, не имеющий отношения к медицине. Когда ее муж возвратился домой, она целые недели жила в страхе, что у него опять появятся эти симптомы. Все спрашивала, не болит ли голова, что чувствует. Вдобавок она еще была в положении.
Я замер.
— В положении? А ты…
— Нет, папа, это от него. Тогда мы с ней еще встречались как друзья. О той беременности она мне вскользь сама сказала. Объяснила этим свою повышенную впечатлительность.
Я отодвинул тарелку. Есть как-то вдруг расхотелось.
— Потом решила, что ее прервет, — продолжал он.
— Ну, тут уж я совсем не понимаю! Надеюсь, это не из-за тебя?
— Нет, — произнес он неуверенно. — Во всяком случае, не думаю… Я знаю, что она даже советовалась в клинике, правильно ли они поступят, если сейчас будут иметь детей. Кто-то из врачей сказал, что лучше подождать.
Я уже был по горло сыт этим романом. Итка права — я не психолог и не настолько долготерпелив, чтобы вникать во всякие эмоциональные перипетии. И Митя укорял меня, что я не в состоянии понять всей сложности человеческих отношений. Я сделал над собой усилие. Митя-то потому и отдалился от меня в студенческие годы. А тут мой сын. Он ждет, что я ему помогу советом. Выглядит как после болезни — бледный, похудевший.
Я постарался говорить спокойно:
— Как далеко это у вас зашло, когда она решила прервать беременность?
— Не было между нами ничего, уверяю тебя. Только потом, много позднее, когда муж окончательно пришел в норму. Он уезжал время от времени в Прагу — на освидетельствования.
Я ничего не мог с собой поделать, мною опять овладевало бешенство.
— Понятно, такую возможность грех было бы упустить, — сказал я. — Только меня не занимает, переспал ли ты с ней к тому времени. Я хочу знать: существовали тогда уже эти ваши взаимные чувства?..
— Пожалуй, — согласился он. — Хотя мы еще не открылись друг другу. Это однажды налетело на нас, как лавина; но тогда у нее с этим давно уже было в порядке. Она призналась, что ее тянуло ко мне с первых дней знакомства. Боролась с собой, но чем дальше, тем это было сильней. Тут
Он говорил как шестиклассник. Хотелось вылить ему на голову ушат воды.
— Она не упрекала тебя в том, что сделала аборт?
— Нет. Ее, скорее, пугала мысль, что муж умрет и она останется одна с его ребенком, который, может быть, не будет и вполне здоровым.
— Пугала мысль! И это тебе кажется естественным? Другая на ее месте сказала бы: «Если умрет, то хоть со мной останется его ребенок!»
— Поверь, она не такая, как большинство женщин. Не может притворяться, и это я в ней ценю. Мужа она жалеет, но в то же время говорит, что любить его больше не может.
— И потому спокойно ему изменяет.
— Опять-таки ты к ней несправедлив. У нас давно уже нет близких отношений, потому что иначе было бы нечестно. Встречаемся все трое как друзья…
— И для чего, скажи, пожалуйста? Только поддерживаете в себе под покровом дружбы эту противоестественную любовь. Зачем ты это делаешь?
— Не знаю. Мне достаточно сознания, что она в этом не одинока.
— В чем?
— Ну… Я же тебе объяснил…
— Не объяснил. Ее муж теперь поправился. Ходит даже на работу… возможно, и живет с ней как с женой. Чего ты ждешь? Пока он умрет?
Он смутился. Опустил глаза.
— Ты не хочешь меня понять, папа…
— Ты сам не хочешь себя понять, Ондра! Знаешь, кем ты мне представляешься? Офицером запаса. Рыцарем печального образа. Стоишь навытяжку и ждешь, когда освободится место.
Он закрыл лицо руками.
— Это не так, папа, не так, — твердил он с несчастным видом. — Ты это видишь слишком упрощенно. Я уже несколько раз хотел с ней расстаться. Не ходил к ним, но она всегда снова меня вызывала и говорила, что без меня ей не жить. Она действительно способна что-нибудь над собой сделать.
— Ну если так, пускай уйдет от мужа!
— И это я ей предлагал. Даже хотел поговорить с ним сам, но она ужасно испугалась. Сказала, что он с этим никогда не примирится и нам остается только ждать.
— Знаешь, как это называют? — иронически усмехнулся я. — Сидеть между двух стульев. А у тебя… нет никакой приятельницы?
Он неуверенно покачал головой:
— Ничего сколько-нибудь серьезного. И потом, если существует она, как я мог бы…
— Видишь, вот это как раз тоже очень скверно.
— Она не хочет даже, чтобы я поехал в научную командировку, самая мысль об этом для нее невыносима.
— Хорошо, что ты едешь, — сказал я. — И будь я на твоем месте…
Он умоляюще смотрел на меня.
— Будь я на твоем месте, — повторил я твердо, — я сжег бы за собой все мосты. Убедил бы ее, что ей надо заботиться о своем муже и забыть о тебе. Иначе все это комедия: как ее супружество, так и ваша любовь. Конечно, через годик-другой в жизни столько может измениться…
— Ну вот, ты и сам допускаешь, что через годик-другой…