Скальпель, пожалуйста!
Шрифт:
— Я очень извиняюсь, пан профессор, нельзя мне было ему этого сегодня говорить.
Я молча снимал халат. Еще не решил, надо ли возвращаться к тому непонятному инциденту и делать Зеленому выговор. Он первый тихо заговорил:
— Нашему малышу два года, а он до сих пор не встает. Коллега из педиатрического сказал на прошлой неделе, что это ранний детский паралич. Жена еще не знает.
Я мгновенно обернулся. Он все стоял в дверях, ссутулившийся, очень бледный, взгляд его еще пылал, только уже не гневом, а какой-то грустной нежностью. Темные волосы в беспорядке падали на лицо — так мог бы выглядеть юноша после бессонной ночи любви.
— Я
Он медленно покачал головой:
— Я уже несколько месяцев как это чувствовал, боялся с ним куда-нибудь идти. Не хотел слышать правды. Диагноз, к сожалению, однозначный. Первенец у нас умер в возрасте шести месяцев, а теперь вот…
Мы сели. Я вытащил сигарету, спросив разрешения закурить. Счастье еще, что не начал ему выговаривать за сегодняшнее поведение… Как хорошо я его теперь понимал. Здесь — бессмысленно погибший прекрасный, здоровый ребенок; а дома — сынишка, осужденный на мучительную реабилитацию с неясным результатом.
Я не знал, чем его утешить. Вернулся к сегодняшней операции, дал оценку его дебюту. Раскрывал перед ним интересные перспективы — прохождение специального курса, стажирование за границей… Он вежливо слушал, даже улыбался, но в глубине этой улыбки была горечь.
Как он переменился! — сказал я себе. Уже не тот веселый, беззаботный парень, каким еще недавно пришел сюда. Жизнь круто обошлась с ним. Хорошо, что есть у него эта работа.
Он поднялся первым. Извинился, что обременяет меня своими неприятностями. Ведь у меня завтра тяжелая операция.
— Завтра? — улыбнувшись, переспросил я и посмотрел на часы.
— Да собственно, уже сегодня, — поправился он.
Тепло пожал мне руку. Я чувствовал его горячее расположение к себе.
Стоит ли возвращаться домой? — думал я. Ведь надо все-таки прикорнуть хоть ненадолго. За снимками можно послать кого-нибудь до пятиминутки — это не проблема. Итки все равно нет дома. Ондра, наверно, давно спит.
И все же я решил иначе. Еще разок в спокойной обстановке посмотрю все снимки — утром будет не до того.
Пахнуло свежестью, мгла ширилась и уплотнялась, и в темноте, за клиникой, где я поставил машину, раскинулось над головой у меня прекрасное звездное небо.
Радость охватила меня. Вокруг были люди, которые мне верили, мы жили дружно, понимали друг друга. Я вел машину на малой скорости к дому, и в голову лезли — не знаю почему — разные вымышленные истории о докторах, встречавшиеся в книгах или на экране. Какие там дремучие перипетии чувств, какой сумбур морально-этических проблем! Один врач благороден — другой чуть не подонок; один настолько тщеславен, что думает лишь о том, как бы подставить коллеге ножку, — другой так добродетелен, что его просто жаль. Если уж речь идет о деле, то это непременно выливается в отчаянную схватку за престиж и положение. Счастье, что в жизни все это совсем не так!
Мне снова вспоминается хороший наш товарищ Иржинка Гладка. Теперь мы видим ее еще в роли будущей бабушки — она ждет внука. Могу представить себе, с каким удовольствием вернется она в клинику и скажет что-нибудь вроде: «Ну, братцы, да у вас тут благодать — оазис». И станет снова вкалывать рядом с людьми, к которым прикипело ее сердце.
Я представляю себе, как нелегко было Зеленому учиться обращению с микроинструментами. Ведь Ружичка действительно умеет быть надменным
Жужжание мотора вплетается в мои раздумья, и кажется, что где-то в уголке посмеивается Итка.
«А почему ты думаешь, что спаяны только хирурги? — слышится мне ее голос. — Всюду люди должны быть спаяны. Таких профессий я тебе насчитаю сотни! Везде делается что-то важное. Если на производстве авария, людей вызывают из дома, и люди идут. Там та же ситуация, что и у нас».
Та, да не та, упрямо полемизирую я. Везде возводится в особую заслугу, если после дня работы ты пошел и во вторую смену. Медик же попросту не может не пойти. Да каждый вправе бросить в него камень, не будь он к этому готов в любое время дня и ночи. Разве не так? Я вспоминаю случай, происшедший однажды с Вискочилом на даче. Прибегают к нему соседи: их дочь необходимо отвезти в машине на рентген в больницу. Муж, с которым она разводится, приехал и избил ее. У нее синяки на лице и уж наверняка перелом или вывих руки.
Доктор ответил, что недавно выпил грога и потому едва ли сможет повести машину. Но взглянуть на пострадавшую придет. Следов побоев на лице у нее не было. Плечо, возможно, и ныло, но сустав был в полном порядке. Ни о каком переломе не могло быть и речи. Соседей результат осмотра явно не устроил. Они хотели, чтобы доктор подтвердил: их дочери нанесены телесные повреждения. Он им сказал, что это невозможно, поскольку повреждений просто нет, и делать рентген незачем. Впрочем, если они намерены ехать в больницу, никто им этого не возбраняет, она в каких-нибудь двух километрах отсюда.
Через час приехала санитарная машина, которую они все-таки вызвали. А позже Вискочила посетил корреспондент — выяснять, какой процент правды содержит письмо, присланное в редакцию для опубликования. Там говорилось, что Вискочил отказал в медицинской помощи пострадавшей женщине, которая к нему обратилась, когда он был на отдыхе. Сообщалось, что он грубо отшил людей, попросивших его отвезти женщину в больницу. Что он глушит спиртное, пока другие хозяева дач усердно трудятся на своих огородах. Заключение письма было декларативным: «Нам не нужны врачи, которые брезгуют простой работой и, когда идут окапывать клумбы, надевают перчатки, чтобы, не дай бог, не замарать рук».
Корреспондент, навестивший Вискочила, к счастью, все понял, даже и то, зачем хирург, идя работать в сад, берет с собой перчатки. Но горечь незаслуженной обиды, которую нанесли врачу, он заглушить не мог.
Я убежден, что любой врач без исключения всегда сделает все, что только в его силах. Не потому, что каждый из нас считает это само собой разумеющимся или что иначе люди его осудят, а потому, что сам этого хочет. Кого только, случалось, не разыскивали по ночам врачи из нашей клиники. Однажды поздно вечером Кртек битый час ездил по поселку в поисках анестезиолога: в травмопункте надо было срочно делать операцию ребенку — а молодая врач не решалась к ней приступить.