Скандальная Альбина
Шрифт:
Васина болтовня дошла через парней до девчонок, и Валя Титова по долгу подруги предупредила Альбину. По всем правилам идеального воспитания Альбина принародно ударила своего любимого по прыщавой щеке. Вася оказался настолько тупым, что хотел тут же дать сдачи, но приятели схватили его за руки: ты что, совсем ополоумел?
После пощечины воспитательная кампания резко притормозила и дала задний ход. Городская газета раздраконила Васю в фельетоне. Ксения Петровна повстречала его неподалеку от общежития и грозно потребовала, чтобы его тут и духу не было. Васина мамаша прибежала к Ксении Петровне за советом. Ксения Петровна с ней и говорить не пожелала.
— Ваш сын, вы и воспитывайте, — сказала Ксения Петровна, пересчитывая
Вася вскоре уволился с комбината, завербовался куда-то на Дальний Восток. Альбина стала ходить по комбинатскому поселку твердым, тяжелым шагом неустрашимого борца.
— Ты бы уехала куда, — советовала Валя Титова. — Ткачихи всюду нужны. В Среднюю Азию поезжай, там сразу замуж выходят…
— Уехать — это значит признать себя виноватой, струсить, — говорила Альбина. — И вообще… Пойдут слухи, что я помчалась за ним на розыски. Очень-то нужно…
Вале казалось, что Альбина что-то недоговаривает. Какая-то еще есть причина. Но Валя вскоре сама уехала. В газетах появился призыв: «Девушки, на целину!», на комбинате быстренько сорганизовались добровольцы из девчат, Валю выбрали бригадиром. Она хотела записать в добровольцы и Альбину, но ей посоветовали этого не делать. «На целине хорошие парни ждут хороших девушек, а не таких, как Альбина… Девушек! Поняла? Из-за твоей Альбины могут и о других черт те что подумать». Валя не сразу сдалась, она повоевала за Альбину и, может быть, все-таки увезла бы ее с собой, но Альбина наотрез отказалась проситься в девичий целинный отряд.
Она осталась жить в общежитии. Ксения Петровна не спускала с нее глаз и по прошествии известного времени заметила, что Альбина осунулась, потемнела лицом, в глазах застыла мучительная забота. Ксения Петровна подкараулила, когда Альбина осталась в комнате одна. Открыла дверь со следами от свинченной ручки, вошла. Альбина лежала на кровати лицом в подушку, Ксения Петровна села рядом, Альбина не подняла головы.
— Ты от меня не отворачивайся, я тебе помочь хочу. В больницу тебе надо ли идти?.. Все узнают, опять пойдут разговоры… Я бы тебя устроила частным образом. Возьмешь три дня за свой счет, уедешь… Все будет шито-крыто.
Альбина боялась подлой ловушки, нового позора, но деваться ей было некуда, под подушкой лежало письмо из детского дома, от святых людей.
Они сообщали детдомовские новости, звали погостить — и ни словечка о случившемся с Альбиной. Очень ласковое беспричинное письмо, со смешными детдомовскими происшествиями, с прекрасными цитатами, с советами, что почитать из классики и из книжных новинок.
«Они всё, всё знают, — поняла Альбина. — Им написала, наверное, уже с целины Валя Титова. А они не ханжи, они меня примут. Они всегда любого своего детдомовского примут, что бы с ним ни случилось, чего бы он ни натворил… Приласкают и ни о чем по своей деликатности не спросят. Вот потому-то я к ним и не поеду, не могу. Нету у меня сил глядеть им в глаза… Ну, будь они хоть чуть-чуть похуже, поглупее, погрубее, не такие честные, не такие добрые… Я бы поехала к ним, они бы меня отругали как следует, попрекнули бы своей заботой — и то легче. Но приехать на их ласку, на их деликатность, на доброту, на веру в человека — это все равно как обокрасть самое дорогое, обокрасть и оплевать…»
Ксения Петровна явилась как раз вовремя. Альбине легче было принять ее сомнительную помощь, чем самую малость от святых людей.
И Ксения Петровна не обманула, не выдала — все устроила наилучшим образом. Никто ничего не узнал, ни тогда, ни после. Ксения Петровна сберегла Альбинину тайну — не только потому, что в случае разоблачения ей и самой отвечать. Ксении Петровне требовалось для закрепления своего торжества еще и подать руку помощи той, которую
Валя вернулась с целины через четыре года, пришла с чемоданом в общежитие, новая вахтерша ее не пропустила, мимо пробегали новые незнакомые девчонки, где-то шла визгливая перебранка.
— Что там случилось? — спросила Валя.
— А-а… — досадливо отмахнулась какая-то новенькая, — ничего не случилось. Альбина скандалит. Она всегда…
Ксения Петровна разрешила Вале подселиться временно в комнату к Альбине, на Альбинину койку.
— Неужели тебе не надоело собачиться с Ксенией? — спросила Валя, выслушав Альбинин рассказ о ее житье-бытье. Они говорили шепотом, лежа рядом и укрывшись с головой, как, бывало, в детдоме. — Ты бы послушала, что о тебе болтают в общежитии. И не только в общежитии. Я сегодня на комбинате была, в городе кое-кого встретила… И у всех о тебе мнение… Кто такая Прямикова? Скандальная Альбина… Рассказывали, за что тебя с доски Почета сняли. Не надо было, Аля, налетать на мастера с оскорблениями. Сходила бы к начальнику цеха, объяснила, какие у тебя претензии к мастеру. Ведь потом в цехе разобрались, вернули твою фотографию на доску Почета, но все равно нехороший осадок остался… — Валя на целине обрела уверенность, говорила с Альбиной, как старшая с младшей.
— Ну, конечно, я сама виновата, — каялась Альбина. — Кругом виновата… Тебе не холодно, Валечка? Дай-ка я тебя укрою получше. А про меня чего уж говорить. Выпала я, Валечка, из жизни. Вылетела кувырком… А кто мне пинка дал? Она, Ксения…
— Плюнуть тебе давно пора на все прошлое, — строго внушала Валя. — И люди бы забыли. Ты сама без конца напоминаешь всем о том, чего им и знать не надо. Ты оглянись, в общежитии уже никого из старых. Живи, Алечка, потише…
— Чтобы я? Смирилась? Перед ней? — жарко шептала Альбина. — Да никогда! Не тому нас учили в детском доме! Таким, как Ксения, нельзя доверять воспитание молодежи. Я не за себя воюю, я за молодых. Ксения меня боится. Ты обратила внимание? Ручки-то обратно привинтили.
— Ты на пустяки себя не разменивай, — бормотала Валя, засыпая в обнимку с Альбиной. — Тебе личную жизнь строить надо, семью создавать.
Валя на целине вышла замуж за Витьку Меженкова из их детского дома. Надо же было судьбе устроить такую встречу, вычертить по огромаднейшей территории две линии — одну из фабричного города в центре России, другую из дальнего северного гарнизона — и скрестить линии в степи, в той точке, где построили новый целинный совхоз. Там Валя и Витька слепили своими руками дом из самана, там у них один за другим появились на свет двое сыновей, но именно из-за ребят и пришлось уехать: они стали болеть, и врач посоветовал переменить климат. Третья линия судьбы выводила Меженкова, отца двоих сыновей, к встрече с Альбиной. Он в детском доме вздыхал по ней, а вовсе не по Вале.
Когда Альбина рассказывает малознакомым людям навзрыд всю правду про свою жизнь, она называет знакомого с детства Витьку Меженкова «мужем лучшей подруги». Он караулил ее возле общежития, клялся, что детская любовь теперь распылалась в его груди жарким огнем… Меженкову надоело мыкаться по частным квартирам, надоело, что Валя ударилась в общественные дела и пропадает до ночи на собраниях, что ребята не вылазят из простуд…
Рассказывая о том, как ее преследовал муж лучшей подруги, Альбина признается, что он ей очень нравился, но у него жена, двое детей. Нельзя строить свое счастье на несчастье других… Не тому ее учили с детства.