Скандинавский детектив. Сборник
Шрифт:
Некоторое время они лениво говорили о делах, дожидаясь еды. Наконец подали мясо. Психиатр тут же разрезал кусок, чтобы убедиться, что оно недожарено, как он и хотел. Потек розоватый сок — все в порядке.
— Ты же понимаешь, что до конца исследований очень далеко.
— Но разве нельзя уже сейчас высказать какое-то мнение? — спросил Бродин и отпил глоток вина.
— Нет, конечно.
Бродин был разочарован.
— У тебя нет собственного мнения?
Психиатр проглотил кусок мяса и вытер губы уголком салфетки.
— Не хотелось бы высказывать свои личные заключения, не посоветовавшись с коллегами. Не все судебные психиатры довольны нашей миссией. Если я стану давать интервью, это еще больше осложнит сотрудничество.
— Ты же знаешь, что я никому ничего не скажу, — обиженно возразил адвокат. — Я действую только в его интересах.
«И в своих собственных»,— подумал психиатр.
Некоторое время они молчали. Из бара доносился визгливый женский смех. Психиатр выскреб подливу с тарелки кусочком хлеба, потом потер мочку уха. Бродин уже все съел, как обычно быстро, и его всегда огорчало, сколько на это уходит времени. Он любил быстрый темп и не понимал флегматичных людей.
— С глазу на глаз могу сказать тебе, что я думаю, — согласился наконец знаменитый психиатр с двойной фамилией. — Если только ты обещаешь, что все останется между нами.
— Разумеется.
И снова пауза. Бродин допил остатки вина и напряженно ждал приговора психиатра. А тот тянул.
— Полагаю, что Форс серьезно болен, — наконец заявил он.
— Но он выглядит совершенно нормально, — запротестовал Бродин.
— Это не довод при психическом заболевании.
— Я и сам знаю, но что в нем ненормального?
— Я не хотел бы совершить ошибку, высказываясь на эту тему категорично.
— Но твое мнение на чем-то основано?
— Разумеется. Но мы наблюдали за ним всего месяц. Слишком мало, чтобы сделать надежные выводы.
— Но почему ты все-таки считаешь, что он болен? — не отставал адвокат, которого тянуло перейти к кофе с коньяком.
А психиатр все еще ел, на тарелке оставалось не меньше четверти порции. Он ждал, пока растает масло на печеной картошке, тщательно солил, ковырял мясо вилкой и не спеша отправлял его в рот. Потом покосился на бутылку.
— Не хочешь еще винца?
— Нет, спасибо.
Психиатр вылил остатки вина в свой бокал, пригубил и прищелкнул языком.
— Прекрасный вкус! Не много на свете стран, где можно получить столько хорошего вина, как в Швеции.
— Я спросил, почему ты считаешь его больным, — настаивал Бродин.
— Все говорит о том, что у него бывают галлюцинации, — понизив голос, ответил психиатр. — А это может быть симптомом далеко зашедшего душевного заболевания.
— Шизофрении?
— Да. Только я должен сразу подчеркнуть, что ничего достоверно не знаю. Он не сознается, но у меня сложилось впечатление, что он подвержен галлюцинациям. Может, это прозвучит претенциозно, но с годами человек обретает нюх на такие явления, вырабатывается что-то вроде внутреннего детектора.
— Но ты не уверен?
— Нет.
— А остальные? Что думают они?
— В своих подозрениях я не одинок.
— Можно ли скрыть такие вещи от специалистов?
— Ненадолго. Нужно только отыскать подходящую трещину в защитной скорлупе. Потом уж потечет рекой. Но на это нужно время и терпение. И всегда одного сколько угодно, но другого не хватает. К сожалению.
Он наконец съел все и старательно промокнул бородку.
— Давай закажем кофе, — предложил адвокат. — Немного коньяка тоже не повредит.
Им принесли крепкий кофе и два пузатых бокала, на дне которых плескался благородный янтарный напиток. Психиатр обхватил пальцами бокал, чтобы теплом руки усилить аромат французского коньяка. Бродин сделал то же самое. Не потому, что хотел растянуть удовольствие, а только потому, что так полагалось.
— Как думаешь, как поведет себя Форс, когда окажется в Албании? — спросил он.
— Будет чувствовать себя не хуже и не лучше, чем тут. Если он настолько болен, как я полагаю, это не имеет значения.
От этого известия Бродин почувствовал себя спокойнее. Его мучили угрызения совести из-за Форса, ибо об адвокате можно было думать что угодно, но он всегда старался вести себя порядочно и делать для своих клиентов все что можно.
— Когда его отправят? — спросил психиатр.
— Меня не спрашивай, я знаю не больше тебя. Это может произойти в любой момент, если правительство Албании согласилось его принять.
— Жаль парня, ему придется нелегко.
Адвокат подписал счет, и они встали из-за стола.
В баре кишел народ. Большинство тянуло пиво. На стойке валялось множество чеков, которыми никто не интересовался.
— Что за толпа! — удивился адвокат.
Они заказали виски.
В тот вечер, когда адвокат Бродин успокоил свою совесть, а премьер разгромил в Карлстаде несчастного центриста, Арне с Боссе составляли план на следующий день.
Арне измучился. Они давно не высыпались, поскольку по очереди караулили Анни и Кристину. У Боссе, хотя он и был сильнее, ужасно болел затылок, — давало себя знать нервное напряжение.
Арне осунулся, побледенел, глаза ввалились. Чувствовал, что долго этого не выдержит, но не собирался сдаваться первым.
— Нельзя здесь дольше оставаться, — спокойно заявил Боссе.
— Почему? Ведь тут совсем неплохо.
— Нет, у тебя слишком много знакомых, каждую минуту может кто-нибудь заявиться.
— И что с того? Все равно нам некуда перебираться.
— Отнюдь, — возразил Боссе, — есть. Ты же не настолько туп, чтобы думать, что я все это спланировал, не имея в резерве другого убежища. Единственная проблема — полиция контролирует дороги.