Сказ о тульском косом Левше и крымской ай-Лимпиаде
Шрифт:
Государь и спрашивает:
– А что же, как мои тульские мастера против аглицкой ай-Лимпиады себя оправдали?
Платов отвечал в том роде, как ему дело казалось.
– В натуральную величину в Тавриде ими выстроены в горах удивительные сооружения, чтобы на снегу да льду соревноваться, и много напридумывали разных зимних состязаний, никем ранее не виданных, и тут мы англичан, ваше величество, догнали – а вот перегнать не смогли, сама маленькая ай-Лимпиада все в том же пространстве и я ее назад привез.
Государь
– Ты – старик мужественный, а этого, что ты мне докладываешь, быть не может.
Платов стал его уверять и рассказал, как все дело было, как в этом году никак лета не смогли дождаться и решили все игрища ай-лимпийские зимой провести, как придумали чего-нибудь и над самой работой Сивого Жопса намудрить, чтоб тому аж завидно стало, и как досказал до того, что туляки просили его малую копию ай-Лимпиады государю показать, император его по плечу хлопнул и говорит:
– Подавай сюда. Я знаю, что мои меня не могут обманывать. Тут натурально что-нибудь сверх понятия сделано.
Вынесли из-за печки шкатулку, сняли с нее суконный покров, а в нем мраморный город Олимпия лежит, какая прежде была и как лежала.
Государь посмотрел и сказал:
– Что за лихо! – Но вновь обретенной веры своей в русских мастеров не убавил, а позвал свою любимую дочь и приказал ей:
– У тебя на руках персты тонкие – возьми карманных монеток и заведи поскорее в этой ай-Лимпиаде все представления.
Принцесса стала бросать пятачки в щелку, и все атлеты сейчас ручками зашевелили, но ногами не трогают. Весь денежный запас уже в ай-Лимпиаду заряжен, а богатыри все-таки ни бегают, ни борются, ни диски не мечут, как прежде.
Платов весь позеленел и закричал:
– Ах они, шельмы собаческие! Теперь понимаю, зачем они ничего мне там сказать не хотели. Хорошо еще, что я одного ихнего дурака с собой захватил.
Выбежал вон и на Левшу напустился:
– Я на вас надеялся и заручался, а вы редкостную вещь испортили!
Левша отвечает:
– Мы много довольны, что ты за нас ручался, а испортить мы ничего не испортили: возьмите, в самый сильный мелкоскоп смотрите.
Платов назад побежал про мелкоскоп сказывать, а Левше только погрозился:
– Я тебе, – говорит, – такой-сякой-этакой, еще задам.
И велел свистовым, чтобы Левше еще крепче локти назад закрутить, а сам поднимается по ступеням, запыхался и читает молитву: «Благого царя благая мати, пречистая и чистая», и дальше, как надобно. А царедворцы, которые как обычно на ступенях стоят, все от него отворачиваются, думают: попался Платов и сейчас его из царской ставки вон погонят, – потому они его терпеть не могли за храбрость.
Как довел Платов Левшины слова государю, тот сейчас с радостию говорит:
– Я знаю, что мои русские люди меня не обманут. – И приказал подать мелкоскоп на подушке.
В ту же минуту золоченый мелкоскоп был подан, и государь взял одного стального ай-лимпийца и положил его под стекло сначала кверху спинкою, потом бочком, потом пузичком, даже и задницей, все форменные отличия посмотрел, ну словом сказать, на все стороны его повернули, а видеть нечего.
Но государь и тут своей веры не потерял, а только сказал:
– Привести сейчас ко мне сюда этого оружейника, который внизу находится.
Платов конечно докладывает:
– Его бы приодеть надо – он в чем был взят, и теперь очень в злом виде, понимаешь.
А государь отвечает:
– Ничего – ввести как он есть упакован.
Платов говорит:
– Вот иди теперь сам, такой-этакой, перед очами государю отвечай, ищи отмазки.
А Левша отвечает:
– Что ж, такой и пойду, и отвечу за базар.
Идет в чем был: в опорочках, одна штанина в сапоге, другая мотается, а озямчик старенький, крючочки не застегаются, порастеряны, а шиворот разорван; однозначно не гламурный но ничего, не стремается.
«Что же такое? – думает. – Что за дела? Если государю угодно меня видеть, я должен идти; а если при мне тугамента нет, так я тому не причинен и скажу, отчего так дело было, дескать меня совсем ни за что из хаты выдернули».
Как взошел Левша и поклонился, государь ему сейчас и говорит:
– Что это такое, братец, значит, что мы и так и этак смотрели, и под мелкоскоп клали, а ничего замечательного не усматриваем?
А Левша отвечает:
– Так ли вы, ваше величество, изволили смотреть?
Вельможи ему кивают: дескать, не так говоришь! следи за базаром! а он не понимает, как надо по-придворному, с лестью или с хитростью, а говорит по-нашему, по-пролетарски.
Государь говорит:
– Оставьте над ним мудрить, – пусть его отвечает, как он умеет, а то мы тут до ночи провозимся.
И сейчас ему пояснил:
– Мы, – говорит, – вот как клали, – И положил англицкого спортсмена под мелкоскоп.
– Смотри, – говорит, – сам – ничего не видно.
Левша отвечает:
– Этак, ваше величество, ничего и невозможно видеть, потому что наша работа против такого размера гораздо секретнее.
Государь вопросил:
– А как же надо? Какая тут у вас инновационная технология?
– Надо, – говорит, – всего одну его ножку в подробности под весь мелкоскоп подвести и отдельно смотреть на всякую пяточку, которой он ступает.
– Помилуй, скажи, – говорит государь, – это уже очень сильно мелко, прямо микроуровень!
– А что же делать, – отвечает Левша, – если только так нашу работу и заметить можно: тогда реально все удивление окажется.
Положили, как Левша сказал, и государь как только глянул в верхнее стекло, так весь и просиял – взял Левшу, какой он был неприкинутый, нестерилизованный и в пыли, обнял его и поцеловал, а потом обернулся ко всем придворным и сказал: