Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
— Видать, суждено ворону стать фениксом, — молвил он тихо.
Страха Влад не испытывал. За эти полгода так себя измучил, что погибель прельщала отдыхом. А еще он пообещал себе: если все же выживет, то отправится искать Кощея, пусть даже в Хрустальный дворец за реку Смородину в Тридевятое царство, кинется ему в ноги, и пусть либо простит и в ученики примет, либо отсечет голову.
Пламя жглось, пока вплотную к костру подходил, потом перестало, только слишком уж ярко сделалось вокруг. Прошел Влад от силы пару шагов и вышел с противоположной стороны костра — прямо в черные стволы голых деревьев уперся взглядом. Одежда
Младший волхв обежал костер по дуге и накинул Владу на плечи волчью шубу длиной до земли.
— Наготу прикрыть да согреться, — бросил он хрипло и зло.
— Иди сюда теперь, — позвал Златоуст мертвенным голосом.
Влад подвоха не заметил, обогнул огонь и только тогда понял ошибку, когда волхв снова улыбнулся.
— Дурак, — усмехнулся тот. — Остался бы там, где стоял, — пламя тебя защитило бы, а теперь не взыщи.
— Я же доказал! — голос неожиданно сорвался.
— То, что зла не приносил, — да, — согласился волхв. — И я тебе ничего плохого не сделаю. Только ведь, будь ты человеком обычным, сожгло бы тебя пламя, во плоти объяснялся бы с богами. Потому силу в себе ты доказал тоже.
Влад вскинул подбородок повыше, он почему-то очень мерз в шубе, хоть и по-прежнему стоял возле костра.
— А силу скрывать — смертное преступление, — продолжал волхв, — перед князем!
Тотчас после этих слов вышли вперед дружинники, натянули луки, наложили стрелы на тетивы.
— Прощай, Влад-Ворон, — прошептал Златоуст и отошел подальше.
«От стали лесу не защитить, птицей от каленой стрелы не скрыться, — подумал Влад, пропустив меж ушей обращение. Сам он истинного имени волхву не называл, а догадка силы не имеет. — Значит, судьба такова».
Он не стал закрывать глаза — посчитал это трусостью. Отблески огня плясали на стальных наконечниках и отчего-то казались зеленоватыми, словно болотные огоньки. Князь уже руку поднял, как только опустит — сорвется с тетив смерть. Пятеро лучников еще способны промазать, но двадцать — никогда. Да даже если случится невозможное и Влад будет лишь ранен, все равно не уйдет — добьют.
Внезапно возникло какое-то шевеление в задних рядах. Мужики загомонили и бросились врассыпную. На поляну вынесся гнедой конь с мальчишкой на спине.
— Беда! — орал он тонким срывающимся голосом.
Князь, на это глядя, руку опустил, но никто не выстрелил: всадник маячил точно между Владом и лучниками.
— Княжий терем горит! — продолжал орать мальчишка, не дождавшись дозволения слова молвить и даже не обращаясь к князю уважительно, как предписано правилами. Конь под ним ходил кругами, змеил шею и козлил. По всему выходило, стряслось действительно что-то доселе невиданное, а то и неслыханное. — Как ушли все, налетел на нас Кощей Бессмертный! Терем подпалил, челядинцев разогнал! Княгиня в одной рубашке на улицу выскочила! А Забаву, как улетал, он с собой прихватил!
— К-как улетал? — похоже, у князя от потрясения что-то сделалось с головой, поскольку в первую очередь волновало его именно это.
— У него!.. — прокричал мальчишка, но осекся и закашлялся. — Конь у него волшебный, летать обучен, вот, — добавил уже тихо, осипшим голосом.
— А Киев? С городом чего?.. — загомонили мужики (видимо, от услышанного тоже напрочь забыли спросить дозволения слово молвить).
— Кощей прилетал только к князю на двор, — сказал мальчишка и решил ввернуть мудреное чужеземное слово. У него это даже вышло, только слегка перековерканное: — Циля…направ…ленно.
Еще сильнее загомонили мужики. Многие помнили, как горели ладьи Кощеевы, да и давно жил он промеж киевлян, не в одном боярском семействе присматривались к богатому чужеземцу, закрывая глаза на любые слухи о нем и считая, будто чародейство — благо, если в помощь для своего рода. Ясно стало: все считают произошедшее местью и кровной враждой, а последнюю на Руси уважали и правомерность ее признавали.
Случалось, выходили друг против друга поединщики и решали обиды между собой. Иной раз настолько сильно и храбро сражались, что забывали в сечи всякую вражду и братались за чаркой хмельного меда. Да только супротив Кощея князь никогда не вышел бы, его б богатырь чужеземный на одну ладонь положил, второй прихлопнул — и мокрого места не осталось. Потому поступил Кощей благородно: князь ему ущерб нанес, а он князю терем подпалил. Не просто так повернул худой славы Иван Годиныч на двор к купцу Дмитрию, а Кощей взамен сгинувшей Настасьи выкрал княжескую племянницу Забаву.
— Все правильно, — донеслось до Влада. — Квиты.
И хоть не понять, кто сказал эти слова, все с ними согласились, даже лучники, которые давно опустили луки и вертели головами по сторонам.
Князь нахмурился. С одной стороны, тяжкой обиды он простить не мог (того гляди, сами горожане уважать перестанут и взбунтуются; кому нужен предводитель, стерпевший подобное?), а с другой — дружина воевать Кощея точно откажется. В дружину шли по доброй воле, постоять за землю русскую. Заморским наемникам византийским и варягам приказать можно все, что заблагорассудится, а эти враз на несправедливый приказ ответят дланью богатырской в глаз или по уху.
«А пришлых не отправить, — со злорадством подумал Влад. — В Тридевятое царство лишь русич дорогу отыщет».
Протолкался к князю волхв Златоуст, поклонился и принялся быстро-быстро нашептывать. Время от времени бросал он в сторону Влада нечитаемые взгляды. Тот было думал скрыться, пока все заняты, но сковало тело странное оцепенение, руки и ноги отказались повиноваться, даже волчью шубу скинуть не выходило.
Уж народ расходиться стал. Бояре, чьи дома близ княжьего терема стояли, — в первых рядах побежали. Киев хоть и каменный по большей части, а как займется — тушить мороки не оберешься. Вскоре остались на поляне только князь, волхвы и лучники. Влад же совсем закоченел и мечтал лишь о том, чтобы все побыстрее закончилось.
«Что ж за шуба такая странная? — размышлял он, стараясь хотя бы чуть отвлечься. — В рубахе одной я холода не чувствовал, а сейчас и мизинцем пошевелись не в силах. А если на нее по-другому глянуть? Прищурившись?.. Авось, поняв, чем меня обездвижили, сумею отыскать и путь к спасению».
— Хочешь жить? — обратился к нему князь.
Плечом двинуть не получилось, зато лицо застывшее выглядело отрешенным и спокойным.
— В цепях жить не стану, — глухо произнес Влад. — И в дружину не пойду.