Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
«У меня и обыкновенных сил, человеческих, кот наплакал, — шептал в ответ Влад. — Откуда уж чародейским взяться?»
Нянька на то лишь хихикала:
«Правда твоя — кот наплакал. Точно кот! Тот самый, которого Баюном кличут. Он гусей-лебедей целиком на лету ест, а уж коли понадобится ему — выплачет целое море».
Кто-то лизнул Владу пальцы, вмиг вырвав из сна. Он вздрогнул, открыл глаза и вскрикнул от неожиданности: в упор на него уставились рыжие волчьи зенки. Зверь скалился, словно
— Ох… — проронил он. Защита защитой, но Влад несказанно удивился, что согревать его взялись лесные хищники. От зайцев и белок подобного еще мог ожидать, но не от лис и волков.
— Чего изумляешься? — раздался скрипучий голос, от которого по позвоночнику словно кончиком ножа провели.
Влад сцепил зубы, вдохнул-выдохнул и попросил:
— Покажись, дедушка, сделай милость.
На ближайшем замшелом пне прямо из воздуха появился Леший.
— Ты ведь в обличье птичьем тоже далеко не воробышек, — заметил он, подхихикивая, и на этот раз ничего неприятного Влад почти не ощутил.
Старик по скорой зиме облачился в палые листья и охапки хвороста, в бороду завернулся, словно в шубейку, и подпоясался сухими колосками. Зато на ногах у него оказались новенькие щегольские алые сапожки, которые не каждый молодец мог позволить себе в Киеве.
— Боярин Авдод отблагодарил за то, что дочурку его малолетнюю из лесу вывел. Белые грибы по первому морозцу больно сладкие, вот дуреха за ними в чащу забрела да заблудилась, — пояснил он, проследив за взглядом Влада. — А мне новая жертва ни к чему, мне и Настьки непутевой хватило.
«Видать, не чистое зло я сотворил, — подумал Влад. — Через него детенок жить будет».
— Дурак ты, хоть и не Ванькой кличут, — усмехнулся Леший.
— Дурак, — согласился Влад, — правда твоя, дедушка, — и потянулся угощение достать и со зверями лесными разделить. Пусть им то на один зуб будет, а отблагодарить все равно надобно.
— Да? — захихикал Леший, — хорошо, что не перечишь. Значит, дурь твоя не от воспитания или сути, а лишь из-за младых годков. А почему я прав, как считаешь?
— Ну а разве может быть иначе? — вздохнул Влад. Лиса краюху хлеба ухватила. Тот, кто спину грел, лишь фыркнул громко на ухо. Волк солонину понюхал, окатил дарителя на удивление осмысленным и смешливым взглядом и осторожно принял подношение из рук. — Всю жизнь я себе порушил. Сумел бы через гордость переступить, ходил бы при князе. Если бы головой думал, как следует, не обидел бы Кощея. А коли чуть больше старался, то давно перекинулся бы вороном и полетел в Хрустальный замок. На своих двоих я попаду туда нескоро.
— Три железных посоха сломаешь, тридцать три башмака сносишь, — пуще прежнего развеселился Леший. — Ой дурень… Не в том все твои горести, что сердце свое слушаешь. Ты больно много на себя берешь, потому и страдаешь. Разве твоя вина в Кощеевом легкомыслии? Это ж он не углядел в тебе «того самого» вороненка из терема княжьего — думал, вороги птицу черную подослали. Потом, как в лоб собственным смертным заклятьем получил, — смекнул, да тут уж гордость взыграла да злость из-за порушенных планов, а более всего — на себя.
— Да ну?.. — не поверил Влад.
— А ты полагал, будто все ему ведомо? — усмехнулся Леший.
— Ну… да.
Леший ухнул по-совиному, головой потряс и продолжил:
— Разве из-за тебя Годиныч по науськиванию князя Настасью уволок? Тоже нет. И уж точно за вражду князя с Кощеем ты не в ответе.
— Не в ответе, — повторил Влад, словно самого себя убеждая.
Леший покряхтел, посопел и добавил:
— А каяться да злиться — это каждый может. Некому оказалось учить тебя уму-разуму, иначе знал бы: если чародей заприметит, скажем, мальчонку в ученики, да еще печать на него свою поставит и защищать возьмется, то подходить к нему права не имеет вплоть до совершеннолетия, иначе течение силы нарушить может, а то и вовсе погубить избранника.
Влад прикрыл глаза, пытаясь хоть немного совладать с чувствами, только ничего у него не вышло. Леший еще сильнее разрезвился. Судя по шуму, с пня соскочил и принялся вокруг него носиться, рычать да гикать по-звериному.
— Успокоил я тебя, добро-молодец? — внезапно спросил почти на ухо.
— Нет, дедушка, — ответил Влад и глаза все же открыл. Каково же оказалось его удивление, когда увидел Лешего по-прежнему на пне. — Я все равно не умею во плоти в птицу перекидываться, а значит, Хрустального дворца мне не достичь в положенный срок, да и Кощей видеть меня не захочет.
— А Кощей, чай, девка?! Чтой-то ты больно о его хотелках думаешь! — зарычал Леший и руками всплеснул. — Я ж уже сказал: сглупил он сам, на то и разгневался, а ты попал под горячую руку. Однако это вовсе не означает, будто его слушать надобно. Что до остального — полночь истекла, сила твоя теперь взрослая, течет по жилам бурной рекой, а не ручьем бьется. После первородного пламени ты не только вороном — волком по лесу скакать можешь, змеем по скалам ползать, щукой плавать в море-океане. Мало кто сравнится с тобой промеж людей.
— Откуда у Златоуста взяться первородному огню? — не поверил Влад.
— У волхва-то? Неоткуда. А ты забыл, в чьем лесу ритуал проводили?!
— Карк?!
— Э-эх, — махнул на него рукой Леший. — Птенец ты, едва оперившийся, дурила дурилой, самого себя не знающий да в силы свои не верящий. Ну и ладно, — добавил он, с пня вскакивая. — Я тебе, что мог, объяснил, совет дал, дальше сам разберешься. А коль нет — не моя в том вина, это ты на себя все навешивать приучен, а я — выкуси, — показал фигу и исчез.