Сказ о Владе-Вороне
Шрифт:
— Правила одни для всех, ты во времени не ограничен, а ворону твоему… — Моревна помолчала немного, потом, однако, договорила: — все равно. Для него нет теперь течения дней и ночей.
— А что есть? — Кощей боялся узнать ответ, но и не спросить не мог. Многое он представить был способен: от Ирия до самой глубокой океанской впадины, даже пустоту, в которой ничего нет и мгновение в вечность растягивается. Сказывали, существовали зеркальные ловушки с мирами, воображением созданные, попавшие в них жили так, как им хотелось, назад не стремились. А если ему плохо? Если…
Моревна подняла на него чистые, огромные, синие-синие
— Я не ведаю, — прошептала она. — Да, царство теней под моей рукой находится, но сама я в него не вхожа и не имею власти даже над тамошними обитателями.
Кощей поверил: кивнул и прошествовал к выходу. Лишь занося ногу через порог, выплюнул-таки слова прощальные. В миг во дворце своем очутился, на трон бросился, лицо в ладонях спрятал, да так и застыл.
Тоска гибельным холодом грудь сжала, яростным пламенем запылала гордость. Следовать тому, что в сказках сказано, считал Кощей в высшей степени унизительным. Он — не человечишка хилый, а царь Нави! Кощей Бессмертный! Черный бог!
К тому же, в сказках в путешествия подобного рода добрые молодцы отправлялись обычно за его смертью. А вот за сужеными, спящими беспробудным сном, — девицы-красавицы, и это… невыносимо коробило. Не говоря уж о том, что путь сам выбирал длину и преподносимые испытания. Время, конечно, в таких странствиях было не властно и над людьми, но как отнесется дорога к бессмертному? Не примется ли водить кругами?..
Поймав себя на таких мыслях — уже не просто раздраженных, а касающихся путешествия — Кощей криво усмехнулся. По всему выходило, решение он принял.
Глава 6
Шаг, другой, третий. Вначале он отмечал, часы, дни и недели, затем они стерлись и поблекли, стали неважными настолько же, насколько весь прочий мир. Вчерашний день был похож на сегодняшний, сегодняшний — на завтрашний, завтрашний — на позавчерашний… и так по кругу. Менялся только пейзаж, да и то несущественно. Поля, луга, горы, широкие реки, озера с теряющимися в тумане берегами, леса… Попадающиеся по пути городки и деревеньки Кощей обходил стороной. Несколько раз его пытались остановить. Он не запомнил, кто именно, а вот они наверняка уяснили, что не стоит лезть к одиноким странникам. Если, конечно, остались живы.
Наверное, даже вздумай небо с землей поменяться местами, Кощей счел бы подобное совершенно неинтересным и неважным. Все различие: шел бы вверх ногами по глубокой сини или хмурой серости, а над головой качались кроны, зеленели луга да золотились поля спелой пшеницы и ржи. Точно также, как нынче, мокнул бы он под дождем, только капли взлетали из-под ног, устремляясь ввысь.
«Забавное, должно быть, зрелище», — подумал Кощей, но как-то отстраненно, без привычного любопытства.
Дождь, словно услышав его мысли, прекратился. Похоже, тоже задумался, не стоит ли поменять направление.
«И затопить Правь, — подумал Кощей слегка злорадно. — А то некоторым, видать, совсем скучно стало. Уже не знают, куда себя деть и чем заняться».
Когда покидал дворец, взяв с собой краюху хлеба да чуть воды, постоянно подозревал заговор. Не иначе кому-то понадобилось отлучить его от дел, если не навсегда, то на время. Только кому — так и не придумал. Перуна он приструнил. Наверняка тот не успокоится, продолжит пытаться влезть в стаю самозваного божка в виде пророка-святого-особого почитателя, но и самого Кощея, и все, с ним связанное, начнет избегать. Финист в сторону Влада теперь посмотрит вряд ли, а хлопать крыльями на Кощея и раньше не осмеливался. Разве лишь нашепчут птички говорливые сказочку очередную какому-нибудь кощуну про витязя русского да колдуна черного. Но Кощею от того ни тепло, ни холодно: мало ли во что верят люди. От своры пернатой ничего серьезного ждать не приходится, кроме грая. Галдеж бессмысленный Кощей терпеть не мог, но на то он и чудодей великий: коли захочет, махнет рукой и окружит себя тишиной, — ни одна алконост не докричится. Светлые боги же точно против него ничего не помыслят: близнец такого не допустит, он поглавнее прочих.
Может, все же обманула его Моревна, решила чудо-юд, мар и мор в Явь нагнать?
«Пусть попробует, — подумал Кощей. — Если кто с ее стороны на Калинов мост ступит, почувствую, и тогда конец перемирию».
Вспоминая их разговор во всех подробностях, Кощей изумлялся уже не столько Моревне, сколько себе самому. Его мог бы обозлить косой взгляд, неосторожное слово. Однако так, как глядела она… Ее интонации смиряли гнев, умаляли жажду битвы. Нет-нет, а вспоминалось, что не только воительница Моревна, но и утешительница. Просто попадалась Кощею на глаза в этой ипостаси она очень нечасто. Видать, сильно Влад поразил ее отказом своим. Он и Кощея, как нынче принято говорить, тронул до глубины души: и хотел бы оставить на время птенца глупого, столь бездарно себя раздарившего, не идти незнамо куда, а не усидел. И печаль, и тоска, и скука черная вмиг навалились. Все вдруг сделалось немило. Кощей готов был хоть на изнанку вывернуться, о делах забыть и предназначении, пойти против собственной бессмертной сути, нисколько о том не жалеючи, но вернуть своего вестника.
Велес тоже мог играть свою игру. Являлся хранитель путей неоднозначным богом: не темным и не светлым, а себе на уме. Только Велес — поумнее многих и ведает, что все тайное раньше или позднее явным окажется. А боги существуют долго. Ни к чему ему враг в лице царя Нави. Не останется же Кощей в теневом мире на вечность вечную или…
«Могу и не выбраться», — подумал он, но не испытал по этому поводу даже сожаления.
В известном ему мироздании осталось немного миров, в которых он еще не побывал. Из некоторых даже ему получалось выбраться с большим трудом. Ни в одном он не отказывался от собственной сути. Но теперь стало все равно. Почти.
…Резкий хруст заставил его поморщиться, вырывая из мерного течения реки мыслей. Вслед за звуком пришла боль: острый сук пропорол истончившуюся за долгий путь подошву железного сапога, уколол до крови.
Кощей недовольно поджал губы, порылся в суме и не обнаружил замены. Недавно он посох последний поломал. Теперь — сапоги сносил. Но, похоже, так цели и не достиг. Или наоборот?.. Что-то замаячило меж ветвей, но глянув туда, он ничего не рассмотрел.
— Ну допустим… — протянул Кощей, ни к кому не обращаясь, обмотал стопу тряпицей, поднялся.
Краем глаза приметил он мельтешение, обернулся, вглядываясь. Справа — лещина, слева — темный ельник. Серый блеклый свет падал сверху: то сгустится чуть сумрак, то снова отступит, забрезжит зыбкой хмарью. Ночи черной почему-то не наступало уже давно. Странно, конечно, но и удобно: беспрерывно можно идти. Кощею требовался отдых, как и любому существу во всех мирах, но не столь часто, как людям и иным богам. Весь свой путь в мир теней он пребывал в постоянном полусне-полубодрствовании. Казалось, Кощей уж и не чувствовал ничего вовсе, но теперь пораненная стопа ныла и дергала, изматывала тупой болью.