Сказ про туристов
Шрифт:
Если б было всё так просто, как ты представляешь – запаниковали да замерзли – эта история не будоражила бы самый широкий интерес уже больше полувека. Да и секретить ее не было бы никакого смысла – только слухи порождать, а коммунисты слухов и пересудов не любили. Кстати, старенький уже Юра Юдин, зная подоплёку «дела» и плотно общаясь, в своё время, и со следователями, и с прокурором (точнее, они его допрашивали), из нюансов задаваемых ему вопросов, логики, незначительных комментариев составил своё собственное видение произошедшей трагедии. И оно, мягко говоря, весьма отличается от твоего. Но и его предположение тоже всего лишь одна из версий, а я обещал, что поддерживать, даже косвенно, какую-либо из них не стану. Ничего не ясно.
Я опускаю, что тобой банально проигнорирована масса фактов. Но даже в твоих рассуждениях сплошные изъяны.
«Ребята заткнули разрыв ската палатки меховой курткой». А откуда он мог взяться? Сам собой возник? Палатка была буквально исполосована снизу доверху, причем изнутри – тут никаких меховых курток на «затыки» не хватит.
Сделать заключение, что они уже легли спать только по стелькам на груди у одного из туристов неубедительно. Ни слова про большой кусок (килограмма на три) недоеденной корейки поверх спальников и разбросанные по палатке шкурки от нее. Так всё-таки они ели или спали? Если ели и вдруг, подмерзнув, сиганули «нагишом» на улицу, изрезав палатку, то тогда какой же «Страшный Холод – очень терпеливый убийца»? И вообще, почему, чтоб выйти из палатки, ее нужно обязательно взрезать?
А если спали, то состояния «спросонья» в таких условиях, как и самого сна, не бывает – так полузабытье, в лучшем случае. Поэтому представить себе, что ты сладко спал и вдруг – хлоп! Перед глазами «страшный лик» или его голос, так что ты стремглав выскакиваешь, в чем был, необутый, лично я, знакомый с зимними холодными ночевками, не могу. Ты и сам предполагаешь: «терпели до последнего», то есть, всё-таки не спали, ворочались, что-то обдумывали и обсуждали.
Из твоих рассуждений непонятно также, почему одни одеты тепло, а другие практически раздеты. Одни замерзли, запаниковали, но догадались одеться, а другие, тоже запаниковав, ломанулись в одних носках по снегу вниз, но при этом прихватили с собой фонарики и ножи. Как-то странно, избирательно паника действует. Опять же, кое-какая одежда была разбросана вокруг палатки и настила. Зачем же замерзающим людям надо было ее разбрасывать? Паника? На трупе Золотарева оказался фотоаппарат, причем с отсутствующей фотопленкой внутри него, но с фотоаппаратами на шее не спят. Или решил пофотографироваться перед смертью, по причине «помутнения разума»?
Еще одна неувязка: у некоторых головы вообще не покрыты, на руках нет рукавиц. Почему? В нашей палатке на Северном Урале, даже когда топилась печурка, было холодно, поэтому на нас всегда были надеты вязаные шапочки и тонкие перчатки. Что заставило дятловцев выскочить на улицу, сняв шапочки и перчатки, которые, не сомневаюсь, на них были надеты в палатке постоянно? Паника?
И всё время по тексту: «ах, ребятишки, ах, ребятишки…» Среди них был один точно не «ребятишка»: 37-летний профессиональный инструктор по туризму, фронтовик-орденоносец Александр Золотарев. И потом, в те времена взрослели намного раньше, учти безотцовщину, нужду и голод военных и послевоенных лет. Ещё трое из «ребятишек» уже и студентами-то не были, работали. К тому же, все без исключения, кто их лично знал, утверждали, что группа Игоря Дятлова была хорошо подготовлена и физически, и морально, и технически. Они не один год занимались туризмом, готовились к этому походу и прекрасно знали друг друга.
Почему ребята ночевали на голом склоне, если рядом лес, дрова? Отвечу. Как минимум, одну холодную ночевку в походе планируют почти все лыжные тургруппы – для проверки запаса прочности. А дятловцы, напомню, совершали поход высшей категории сложности.
Почему развели костер в неудобном месте, на ветру? Есть версия, что костер выполнял сигнальную функцию для ориентировки Дятлова и Колмогоровой, пошедших назад к палатке.
Почему лазили по кедру и ломали на нем ветки? В «Деле» есть предположение, что, цитирую: «было похоже, что люди сделали нечто вроде окна, чтобы можно было с высоты смотреть в сторону, откуда они пришли и где находилась их палатка». А может быть пытались спастись на дереве? От кого? Неужели от Страшного Холода?
Ты так старательно описываешь это ужасное существо, отдавая ему главную роль в этой трагедии, и вдруг нелогично, похоже, неожиданно для себя самого, предполагаешь, что «их могло давануть еще в палатке, если там действительно была лавина», объясняя наличие тяжелейших травм у четверых дятловцев. При этом совершенно странным выглядит заявление, что причины возникновения этих даже не травм, а увечий, для тебя не важно.
Вот! Вот она – «соль вопроса»! Вот место, где проходит водораздел между твоими рассуждениями и истиной. Лавина или что-то другое – НЕЧТО, что создало форс-мажор, хотя такого выражения в 50-ых годах не существовало. Причем, скорее всего, даже не «нечто», а комбинация этих самых «нечто». И именно в выяснении этого состоит главная интрига трагедии. А Страшный Холод лишь довершил своё чёрное дело.
______________
Ты всё время приводишь, в качестве аргумента и примера для подражания, свою ночевку. Извини, но вы трое ОБЯЗАНЫ были выжить в ту ночь! Не имели права не выжить! Выжили вы, потому что минимум необходимого у вас с собой всё же имелся, ночь была относительно теплой, и ничто (ничто!) вам не помешало выжить. К тому же, считаете себя опытными, бывалыми туристами. Поэтому, по большому счету, причин для паники особо не было – просто возникла непредвиденная экстремальная ситуация. Вам повезло. И я не сомневаюсь, что те «ребятишки» тоже непременно выжили бы, причем все, если б им ничто не помешало. Но им, в отличие от вас, не повезло – и вполне штатная, пусть даже в присутствии Страшного Холода, ситуация превратилась в нештатную.
А теперь представь, что на ваш незапланированный бивак напоролся бы какой-нибудь дебил с ружьем и шарахнул бы по вам с двух стволов – уж кому бы что «досталось». И всё! Форс-мажор! Экстремальная, но штатная ситуация превращается в нештатную, критическую. И кто из вас дожил бы до утра – большой вопрос. Но тут хотя бы вопросов не возникло: вот огнестрельные ранения, вот гильзы. Почему же ты отказываешь дятловцам в праве иметь пусть даже невыясненную до сих пор причину (причины) возникновения форс-мажора, приведшего к таким трагическим последствиям? Унижаешь их и снисходительными определениями, и примитивной доказательной базой, и крайне неубедительной трактовкой развития событий?
А если после гипотетического двуствольного залпа кто-то из вас начал бы холодеть, истекая кровью? Могла бы возникнуть если не паника, то панические настроения? Даже если бы воображаемый дебил шмальнул и ушел? А ну, как перезарядит ружье и вернется? Тогда надо немедленно уходить, бросив раненного товарища («прости, друг!»). Но далеко уйти тоже не удастся, ведь по вашим же следам вас, замерзших и голодных, страдающих от жажды и смертельно уставших, да еще и морально раздавленных, настичь проще простого? Слава Богу, обошлось, вы остались в живых, и сейчас ты имеешь возможность велеречиво порассуждать...
Возникновение паники – явление вторичное. И коль пошла такая «литературщина» с образами, я тоже малость поупражняюсь в изящной словесности.
Паника, сестрица Страшного Холода, представляется мне в виде молодой отвязной, разбитной шалавы с вызывающе огненно-рыжими волосами до пояса. Со спины она выглядит шикарно: безупречная фигура, осиная талия, длинные стройные ноги. Так и хочется положить ей руку на плечо и, чувствуя легкое возбуждение, игривым голосом окликнуть: «Красавица-а!» И вдруг, она резко оборачивается, и ты, еще находясь в предвкушении развития приятного знакомства, видишь ее ужасающий лик: пустые глазницы, как у братца Страшного Холода, а вместо вишневых сочных губ, как пел упомянутый тобой Владимир Семёнович, «красивый широкий оскал и здоровые белые зубы». Но ты прав: Паника сама выбирает себе жертвы. Причем она, стерва, дьявольски великодушна: подготовленному, тренированному даст фору, пусть и временную: «Ну-с, смертный, дерзай, время пошло, погляжу: может, я от тебя вообще отвяжусь!» Но другого – слабого, истеричного – сразу берет «за жабры». И вот «смертный» уже чувствует на своих губах ее леденящий поцелуй и с ужасом ощущает, как на спине встают волосы и предательски поджимаются мышцы ягодиц, потому что из ротовой полости роковой обольстительницы исходит непереносимый запах разлагающейся плоти.