Сказание о Хрустальном озере

Севенкова Альбина

Вскоре я сидела на твёрдом стуле. Кожу лица почему-то сильно щипало. Что это? Я провела пальцами по щеке и увидела солёную влагу. Слёзы? Последний раз я плакала десять лет назад. Этого не может быть.

– Хотите воды, Драга? – спросил пан директор.

Я подняла голову, встретилась с проницательным взглядом карих глаз, но ничего не ответила. Поэтому Руевич по собственной инициативе поднёс мне бокал с водой. Пригубила прохладную сверкающую в свете свечей жидкость и вернула ему, начиная понемногу приходить в себя.

– Я

не знала, что так слаба.

Некоторое время пан директор молчал, а потом произнёс:

– Даже у самых сильных из нас есть свои слабости. И это счастье, что чувства в людях ещё остались.

– Он мог сделать со мной всё, что угодно, и я бы даже не сопротивлялась. Ни магии, ни насилия…

Голос Руевича по-прежнему звучал для меня будто издали, эхом отталкиваясь от стен.

– А в этом вы не правы. Просто Анджич Вуич умнее своих сверстников и смог понять вас. Конечно, его цели мне неизвестны до конца, но если бы такая натура, как вы, почувствовала фальшь, у него бы ничего не получилось. Одно из двух: либо он действительно искренен, либо – гениальный актёр.

От пережитого у меня всё ещё кружилась голова, поэтому знакомое: «Мяу» прозвучало, как треск. Я оглянулась и увидела Пушистика, который прыгнул ко мне и усами пощекотал лицо, обнюхивая. Машинально погладив его, встала.

– Вы не можете идти в таком состоянии, – сказал Руевич почти равнодушно. – К тому же вы солгали мне, что вас есть кому проводить.

– Да, – устало ответила я. – Простите. Меня проводит мой кот.

Пан директор хмыкнул и преградил мне дорогу.

– Боюсь, кота в этот раз будет недостаточно. Я пойду с вами.

Мне почему-то стало всё равно. Хочет, пусть идёт. Не рассыплется же он по дороге. Была несколько удивлена, когда пан директор замедлял шаги, чтобы я поспевала за ним, а не наоборот. До общежития от отдалённого дома было недалеко. Но, видно, я была ещё не в себе, поэтому постоянно спотыкалась. Мы решили срезать путь, поэтому вскоре оказались на мосту, через который лучше было не ходить. В адекватном состоянии меня это не трогало, и я перескакивала через выбоины, не боясь оказаться в ледяной воде. Но сейчас перед препятствием я остановилась в нерешительности.

– Вы позволите? – вдруг спросил пан Руевич, протягивая руку.

Думая, что он хочет перевести меня через мост, как ребёнка, я протянула ему ладонь и, моргнуть не успела, как он подхватил меня на руки, быстро перенёс через препятствие и опустил на землю. Изумлённо посмотрела на него опухшими от слёз глазами, но снова наткнулась на совершенно беспристрастный взгляд из-под очков.

Когда мы оказались возле общежития, и я поклонилась ему на прощание, он неожиданно остановил меня резким рывком и сказал с обманчивой мягкостью:

– Белянска, пообещайте мне, пожалуйста, что не будете снова брать на себя непосильную ношу и сообщите мне, если вам будет угрожать опасность.

«Что он несёт?» – подумала я.

Строптивость, рождённая вперёд меня, снова вернулась, и я произнесла:

– Простите, пан директор, этого я вам пообещать не могу. Считаю, что любая ноша, дающаяся человеку, ему по силам, а перекладывать её на других – подлость.

– Так, значит.

– Именно так.

– Пока что я вас не задерживаю, – улыбнулся он одним ртом. Спокойной ночи.

Я снова поклонилась, изобразила ухмылку и подумала: «И на том спасибо».

Вскоре мы с Пушистиком вошли в комнату и, последовав примеру Северины, завалились спать. Я на постели, а он рядом на коврике. Кто бы знал, сколько усилий мне стоило приучить его к этому, и всё из-за кошачьей уверенности, что кровать у нас общая.

Я проснулась от того, что Северина грубо толкала меня в бок. В реальность возвращаться не хотелось. Взглянула сначала на лицо соседки, которая смотрела на меня так, словно я превратилась в дракона, а потом в окно, и поняла, что ещё не было даже звонка к завтраку. А сегодня мы могли пойти аж к третьей паре, пропустив занятия по домоводству. Прислуге пана директора полагались поблажки.

– Северина, – промычала я. – Ты решила разбудить меня после почти ночной смены и лишить заслуженного отдыха? Ты готова к смерти?

Девушка помахала перед моим носом каким-то маленьким конвертиком и ответила:

– Ой, можешь не пугать меня. Я уже чуть сама не скончалась от удивления и любопытства.

Отвернулась от этой назойливой особы, но она не отстала и ткнула меня в спину. На этот раз гнев и раздражение не заставили себя ждать. Я села на кровати и уставилась на неё.

– Что это? – спросила, зевая и акцентируя внимание на голубенькой бумажке.

– Ты у меня спрашиваешь? – вскрикнула Северина.

– А у кого мне ещё спрашивать? – хрипло пробурчала я. – У него что ли? – указала на кота, который закрыл уши лапами, чтобы не слышать наш бредовый разговор.

Северина торжественно вытянулась в свой полный небольшой рост посреди комнаты и прочитала:

– Верю, что заслужу прощение. У твоих ног. Анджич Вуич.

Остатки сна мгновенно покинули меня. На полу возле двери я увидела корзину цветов, завёрнутых в прозрачную бумагу, и направилась к ней.

– Посыльный сказал, что вернуть невозможно! – уже орала Северина, бегущая со мной рядом.

Сорвала покров и опьянела от ударившего водопадом благоухания. Нам явились ослепительно белые розы, которые беззвучно кричали – ты невинна, чиста и хрупка, я готов защищать тебя. А обрамление из снежного облака гипсофилы словно шептало – моя любовь нежна, как дыхание ребёнка.

– Сто роз, – пробормотала, стоявшая рядом Северина.

«Моя любовь будет вечной», – снова расшифровала я, закрыла лицо руками и села прямо на пол.