Сказание о Раме, Сите и летающей обезьяне Ханумане
Шрифт:
— Кто это? — спрашивали друг у друга жители города.
Воин упёр конец лука в землю, ухватился одной рукой за древко, ладонь другой наложил на тетиву. Толстые кривые пальцы впились в неё, мышцы рук напряглись и стали похожи на камни. Тетива начала медленно оттягиваться.
Среди женихов послышались горестные крики.
— Уж не сам ли это Равана-непобедимый? — заговорили в толпе.
Богатырь напряг все силы. Жилы на его лбу вздулись, концы лука начали сближаться. Но… раздался звон, подобный звону сабли, тетива вырвалась из рук, лук распрямился и упал на землю.
И
— Горе, горе нам! Это и верно Равана, царь ракшасов, демон среди демонов, владыка бродящих ночью, воин, не знающий жалости! — закричали в толпе.
Не успела испуганная Сита разглядеть того, кто чуть было не стал её мужем, как ракшас поднялся в воздух и исчез, как исчезает столб пыли, развеянный ветром.
И тогда на площадь вышел Рама. Он подошёл к луку, медленно поднял его и, разведя могучие плечи, стал натягивать тетиву.
Чёрное, блестящее тяжёлое дерево уступало сильным рукам — тетива всё дальше отдалялась от древка, и наконец лук не выдержал: раздался треск, похожий на удар грома, крыши домов задрожали — лук разлетелся пополам.
Крики радости переполнили площадь.
— Он победил! Слава царевичу Айодхьи! — кричала толпа.
Царь встал, подняв в приветствии руки, а Сита вышла из беседки, приблизилась к Раме и, потупя глаза, надела на его шею венок.
Сыграли свадьбу. Рама вернулся во дворец отца и стал помогать ему править.
Вместе с ним в Айодхью приехала Сита.
Кайкейя
Шли дни. Старый раджа с каждым месяцем чувствовал себя всё хуже и хуже. Наконец настал час, когда он решил передать Раме царство и удалиться на покой.
Но кроме жён, от которых родились Рама и Лакшмана, у раджи была ещё одна — самая молодая — жена по имени Кайкейя. У них тоже был сын.
Служанкой Кайкейи была кривобокая горбунья, существо злобное, ненавидящее весь мир.
И вот однажды эта служанка вышла из дворца, чтобы послушать городские сплетни, и заметила, что на улицах какая-то особая, праздничная суета.
— Что это готовится? — обратилась она к первому же встреченному. Тот узнал её.
— Ты живёшь во дворце и не знаешь? — удивился он. — Ведь завтра нашим государем станет мудрый и добрый Рама. Отец уступает ему власть. Всё уже готово к коронованию!
Он удалился, весело напевая, а горбунья, дрожа от гнева — она ненавидела статного и красивого Раму, — бросилась назад во дворец.
Там она разыскала Кайкейю.
— Беда, беда, о махарани! — запричитала служанка. — Ты сидишь у окна и любуешься павлином в саду, а Рама уже готов надеть на
— Я уже слышала эту новость от самого Рамы, — спокойно ответила Кайкейя. — Так будет лучше, это решил сам раджа. Почему я должна бледнеть? Мне бояться нечего.
— Подумай, что ты говоришь. Разум покинул тебя, госпожа! — продолжала горбунья. — Разве ты не понимаешь, как изменится теперь твоя жизнь? Сегодня ты любимая жена правителя, первая среди его трёх жён, а завтра? Он покинет дворец, и ты станешь никем. Рама коварен, он не захочет делить власть с твоим сыном, он изгонит его из страны, а тебя начнут унижать и превратят в простую служанку!
Кайкейя была доброй, но не очень далёкой женщиной. Услыхав слова горбуньи, она испугалась. «А что если и верно Рама и его мать до сих пор только притворялись моими друзьями? — подумала она. — Ведь раджа больше всех жён любит меня, значит, они не могут мне не завидовать… Неужели я стану нищей? Бедный мой сын!»
И, обращаясь к горбунье, вся в слезах, она попросила:
— Что делать? Научи меня!
Надо сказать, что служанка давно втайне вынашивала коварный замысел, как избавиться от Рамы и сделать сына Кайкейи единственным наследником. Теперь она рассказала всё госпоже.
Скрепя сердце Кайкейя согласилась с коварным планом горбуньи. Растрепав волосы и размазав по лицу слёзы (они были уж не такими притворными), она стала ждать, когда раджа в обычный час навестит её.
Он пришёл вечером, когда павлины в садах перестают ворчать и усаживаются на ветки, а беспокойные мангусты — гроза змей и лягушек — выходят на охоту.
Увидя Кайкейю, лежащую на полу и сотрясающуюся от рыданий, царь воскликнул:
— Кто посмел обидеть тебя?!
На что Кайкейя отвечала:
— Никто, о царь. Но я плачу потому, что ты, такой честный и преданный долгу, забыл свои обещания.
— О чём ты говоришь, Кайкейя? — воскликнул царь. — Не было случая, чтобы я не держал данное мной слово.
— Это так, — возразила младшая жена, — но помнишь, много лет назад, битву под стенами города? Ты дрался, не ведая страха, но был сражён копьём. Раненный, истекающий кровью, лежал ты на поле, и коршуны уже кружили над тобой.
— Так, — сказал царь, потому что всегда помнил этот страшный миг.
— Кто прокрался ночью на поле брани, нашёл тебя, омыл и перевязал раны? Кто отогнал злых птиц и приложил к губам твоим целебные травы? Кто перенёс тебя во дворец?
— Это сделала ты, Кайкейя! — сказал царь.
— И вот тогда, вспомни, придя в себя, ты предложил исполнить любые мои два желания. Ты умолял назвать их…
— Да, я прекрасно помню всё это, — не подозревая ничего худого, весело сказал царь. — Я и сейчас готов исполнить обещание. Тогда ты сказала, что повременишь, назови эти два желания теперь.