Сказание о Старом Урале
Шрифт:
– Гонец с Верхнего городка сегодня ко мне явился. Чужие пришельцы-вогуличи большим числом вышли с Серебрянки на Чусовую, ведет их татарский мурза Бегбелий Агтаков. В эту полночь дружина Верхнего городка поплывет им навстречь и заманит их к городку. Час тебе, Ермак, сроку: посадить людей на струги и отплыть к Верхнему городку. Вражью силу не прогнать, а уничтожить.
Ермак встал.
– Зачинайте тревогу. Тихонько поднимайте людей.
Сотники, отвешивая поклоны Строганову, без единого слова вышли из избы.
– Вот и дождался ты, Тимофеич, большого
Максим Строганов, сильно волнуясь, обратился к дяде:
– Дозволишь ли и мне в ратном деле себя испытать?
– Ермака Тимофеича спроси, возьмет ли?
– Ежели ты, хозяин, дозволишь – перечить не стану, – сказал Ермак.
– Тогда ступай, Максим, с богом!
3
Трое суток прошли в неведении. Был только один гонец из Верхнего городка, сказывал, что вогуличи и татары узнали о приближении Ермака и ушли в леса, а Ермак пустился по их следу. Внезапность нападения в тыл противника не удалась.
Неизвестность вынудила Строганова держать охрану городков в готовности. За стены Нижнего городка собрали женщин и детей из всех поселков.
Под конец четвертого дня полил дождь. Утомленный бессонными ночами, Семен Строганов заснул у себя в избе, не раздеваясь. Анюта несколько раз заглядывала в горницу, боялась потревожить спящего, сидела на кухне при горящей свече. Слушала стукоток дождя. Он то усиливался, то затихал совсем. Акюта сидя задремала и вдруг ясно различила на крыльце скорые шаги. В темноте кто-то нащупывал дверь, не нашел и постучал в стену. Анюта, вскочив, похолодела от испуга, кинулась к двери.
– Максим!
– Дядя где?
– Спит.
– Тащи огонь в горницу.
Максим растормошил спящего Строганова.
– Дядя Семен!
– Максим! Воротился?
– Изничтожили кочевников. Мурзу пленили.
– Вымок-то как! Все сказывай разом.
– Поглядел бы, дядя, что с чужаками сотворилось, как начали из пищалей палить! Про главное скажу. Под вечер на второй день мы орду в лесах настигли. Скопом уходила и на ночной роздых стала станом у Лебединого озера. На рассвете по свистку Ермака битву начали. Врукопашную пришлые вогуличи бились недолго. Только татары насмерть дрались, в озеро их загнали...
– Гонца чего не слали?
– Ермак не велел тебя тревожить. Сами, говорит, скажем, когда явимся домой.
– Дьяволы! Сколько тревоги пережил. Мурзу кто да кто полонил?
– Сотник Дитятко со своей ватагой. Поутру взглянешь на пленника. Злющий старикан.
В горницу, вся в слезах, вбежала Серафима. Анюта сбегала за ней по соседству.
– Сыночек мой!
– Да чего ты, матушка! Как видишь, жив.
– А руки и лицо-то в крови?
– О сучья в лесу оцарапался.
– Дай, Анюта, рушник с водицей, помыть надо раны.
– Экая ты суматошная! Нет у меня никаких ран. Причитаете обе надо мной, как над годовалым мальчонкой!
Вошел Досифей, довольно оглядел
– Вот теперь, Максим Яковлевич, признаю в тебе Строганова. Всяк муж на Руси после первой битвы по-новому жить начинает...
4
Уже на рассвете, несмотря на дождь, люди прибежали к реке, ждали стругов с дружинниками Ермака. Когда струги показались из-за Щучьего мыса, толпы людей под колокольный звон повалили глазеть на ратников и пленных. На стругах пели:
Эй, вы думайте, братцы, вы подумайте,
И меня, Ермака, братцы, послушайте...
Прокатилась над рекой перепевная команда:
– Суши весла!
Глубоко зарывались в воду струги, до отказа наполненные дружинниками и пленными. Ермак спрыгнул на берег, умолкла песня, стихли крики на берегу. Но тишина длилась недолго. Толпа хлынула к стругам. Десятки рук подхватили атамана, понесли к воротам городка. Ликование волнами катилось по городу. На крыльце воеводской избы стояли Строгановы со старожилами Чусовой. Толпа по-прежнему несла Ермака над головами и лишь у самого крыльца поставила его на землю. Катерина сошла с крыльца с хлебом-солью. Ермак отвесил поклон и трижды облобызался с нею. Народ услышал слова Семена Строганова:
– Спасибо тебе, Ермак Тимофеевич, за одоление ворогов!
Уже давно прошел полдень, а колокольный звон, молебны и шум радости в городке на затихали. Народ уже насмотрелся на пленных, на татарского мурзу Бегбелия Агтакова. Иные рассказчики лихо хвастались; известное дело: из похода – и лекарь воевода.
В трапезной воеводской избы стол заставлен чарами и жбанами с хмельным питьем. На скамьях Семен, Максим, Ермак, удалые сотники, тут же и Досифей, Иванко и Спиря. Пред Семеном Строгановым на столе положены трофеи – шлем и сабля полоненного разбойника-мурзы.
– Сколько мурза вогуличей пелымских и татар на Чусовую приводил? – спросил Ермака Семен.
– Не меньше семи сот.
– Много ли в полон взяли?
– Триста семьдесят три головы.
– А своих потеряли?
– Шестнадцать приказали долго жить. Покалеченных многовато, но поправиться должны все. Наш брат живуч, хозяин!
Строганов с удовольствием окинул взглядом сидящих за столом.
– Как на подбор молодцы! Спасибо, мужики. Кто мурзу полонил, пусть встанет во весь рост.
Никто из сотников не пошевелился.
– Оглох, что ли, Дитятко? Вставай! – сказал Ермак.
Огромный сотник Дитятко встал, покачал головой и сказал хмуро:
– Пусть и еще кое-кто встанет. Не я один мурзу взял. Непривычно мне одному славу в карман класть.
– На кого намекаешь? – засмеялся Строганов.
– С Максимом Яковлевичем вместях были.
– Тогда вставай и ты, Максим. Слово скажу вам обоим. Я, Семен Строганов, не царь, чтобы шубами со своего плеча одаривать. Ты, Дитятко, возьми саблю татарскую, а тебе, Максим, шлем этот серебряный памятью о битве останется. Вместе брали мурзу – пополам и добыча! Покажи нам татарина, Дитятко.